Секретные окна

Стивен Кинг: Я не люблю слово «лучший», я его опасаюсь. Наверное, самой удачной получилась «Мертвая зона». Мне кажется, это самая цельная из придуманных мной историй. Что касается тараканов в «Калейдоскопе ужасов», в основном это были Cockroachus giganticus, южноамериканские тараканы. Они обитают в Южной Америке, в пещерах, населенных летучими мышами, и они намного дешевле местных тараканов.

Мы снарядили целую экспедицию для добычи тараканов. Я сам не ездил, но мне рассказали прекрасную историю. Наши местные американские тараканы стоят 50 центов за штуку. Да, я знаю, что многие платят большие деньги, чтобы избавиться от тараканов, но если вдруг вам захочется их приобрести, придется выложить 50 центов за штуку. А в Южной Америке их можно набрать бесплатно. Надо лишь подписать бумагу, что вы забираете их навсегда и не ввезете обратно в страну.

И вот наши добытчики, наши тараканьи ковбои, упомянутые потом в титрах фильма, отправились в Южную Америку за бесплатными тараканами. Как я уже говорил, южноамериканские тараканы обитают в пещерах, где на протяжении тысяч лет селятся летучие мыши, и там все утопает в их гуано. Тараканы живут в гуано летучих мышей. Миллиарды гигантских тараканов копошатся в мышином дерьме, прошу прощения за грубое слово. Запашок там стоит еще тот. Нашим добытчикам, экипированным водонепроницаемыми костюмами и аквалангами, приходилось ловить тараканов, оказавшихся на удивление проворными, по всей пещере. Весело, да?

Южноамериканские тараканы намного удобнее в работе именно в силу их крупных размеров. Я однажды давал интервью вместе с этими огромными тараканами. Вернее, интервью давал я, а они просто по мне расползались. Это было в программе «Развлечения сегодня вечером», и, по-моему, я завалил некоторые вопросы. Потом мы их заморозили, тараканов. Они жили в мусорных контейнерах и питались смесью сухого собачьего корма и бананов. Воняло ужасно, но они жили в отдельном трейлере, и с ними хорошо обращались. Вот такая история о тараканах.

Вопрос: Вы сочиняли что-нибудь настолько жуткое, что оно напугало и вас самого?

Стивен Кинг: Да. Но нечасто. Потому что обычно, когда сочиняешь историю, у тебя ощущение, что ты крепко держишь ее в руках. В «Жребии Салема» у Бена Миерса был снежный шар. Знаете, такой стеклянный шар, в котором, если его встряхнуть, поднимается вихрь снега. Примерно так я и воспринимаю все ужасы в моих книгах. Все, чего ты боишься, теперь оно у тебя в руках. Спрятано за стеклом в этом наглухо запаянном шаре и уже не выберется наружу.

Хотя иногда все-таки выбирается. Наверное, сильнее всего меня самого напугала сцена в ванной в «Сиянии», когда маленький мальчик видит в ванне мертвую женщину, которая вдруг выскакивает из ванной и гонится за ним. Когда я писал эту сцену, мне было не так уж и страшно. Она получилась сама собой, я не планировал ее изначально. Она просто взяла и написалась. Ну, написалась и ладно. Пусть будет. Но когда я взялся за первую правку, я отсчитывал дни: восемь дней до сцены в ванной, шесть дней до сцены в ванной. А потом настал день, когда сцена в ванной уже сегодня. В тот день я садился за пишущую машинку, замирая от страха, с бешено бьющимся сердцем. Как это бывает, когда тебе предстоит выступить с важным докладом. Или когда тебя не отпускает предчувствие, что что-то случится. Мне было страшно. Я постарался как можно лучше выполнить свою работу, но был рад, что эта сцена осталась позади.

То же самое было с «Клатбищем домашних жывотных», со всей книгой. Однажды меня пригласили на «Доброе утро, Америка»… Кстати, к вопросу об ощущении себя знаменитостью. Я говорил, что совершенно не ощущаю себя знаменитостью, и вдруг меня приглашают на телевидение, и я знаю, что меня будут смотреть миллионы людей. Возможно, они сели завтракать и смотрят тебя только в полглаза между булочками и яичницей, но все равно смотрят. Мне было страшно, и женщина, бравшая интервью, задала мне вопрос, который раньше никто не задавал. (Такое случается, хотя на большинство задаваемых мне вопросов у меня давно заготовлены ответы.) Она спросила: «Вы сочиняли что-нибудь настолько страшное, что даже не стали это публиковать?» И я сказал: «Да. «Клатбище домашних жывотных». То есть в итоге оно все-таки было опубликовано, и я понял, что в литературе в принципе невозможно создать что-то настолько пугающее, что его нельзя показать людям. То есть в книге может говориться об отвратительных, ужасных вещах, так что никто не захочет ее читать – это да, это бывает, – но по-настоящему напугать человека печатным словом попросту невозможно. Лично я знаю лишь два примера, когда книга пугала меня до полусмерти: это концовка «Повелителя мух» и последние главы «1984». Есть вещи, которые даются писателю болезненно и тяжело, и иногда просто не хочется к ним возвращаться, как было у меня с «Клатбищем». Но я все же вернулся и подготовил его к печати. Почему нет?

Вопрос: Мне очень нравятся все ваши книги и особенно «Противостояние»…