Я думал, книга будет о бегстве, просто и без затей. Написав ее на три четверти, я понял, что на самом деле говорю что-то иное, не просто рассказываю историю. И подумал: ты же говоришь о «Тысяче и одной ночи» и говоришь о том, что делаешь ты. И чем больше я писал, тем больше вынужден был изучать свои действия по созданию выдуманной реальности: почему я это делаю, почему у меня получается, не приношу ли я вреда другим этой работой и не приношу ли вред самому себе.
По мере развития сюжета я начинал понимать, что я могу с ним сделать, чтобы затянуть испанский сапог на внимании читателя еще на один оборот. Растрогать читателя и в то же время ранить его – потому что это зачастую одно и то же. «Мизери» еще и очень забавная книга, с начала и до конца. Она как «Маргарита» – кислая и сладкая одновременно.
Писательство – как судорога. Пишешь, потому что не писать не можешь, и этот процесс доставляет радость – видит Бог, доставляет. Все эти писатели ноют: «Ох, это так трудно, это такая мука», – потому что на самом деле они ловят такой кайф, что если людям рассказать, то их линчуют. Вот что рассказывают про Джеймса Джойса. Однажды, когда Джойс писал «Улисса», к нему зашел приятель, и он дергал себя за волосы (Джойс то есть), был бледен, стонал, и по всей комнате валялись окурки. Приятель спросил:
– Джеймс, плохой день выдался?
– Ужасный, ужасный день. Просто ужасный. Боже мой…
– И сколько слов сегодня? – спросил приятель.
– Семь. Семь слов.
– Но, Джеймс, для тебя же это хороший результат. Обычно бывает три или четыре.
– Да, – ответил Джойс, – но я не помню, в каком порядке они стоят!
Для такого писателя, как я понимаю, это действительно пытка.
Но я всегда чувствую себя ближе к Алджернону Суинберну, который мог писать почти в любом стиле, потому что своего у него практически не было. Я не великий писатель. И у меня хватает мужества это признать. Я не способен написать изящную строчку прозы. Все, что я могу, – это развлекать людей. Я считаю себя американским писателем. Это связано с пониманием того, что знает большинство американцев в отличие от людей, знакомых с метрдотелем «Времен года». Я не жил в другой стране, никогда не имел никаких претензий и дел с сильными мира сего. Мне знакомы типовая жилищная застройка, замороженные обеды и «Макдоналдс» – американская иконография.
Единственное, что я по-настоящему умею делать, – это писать книги. В этом смысле я как Пол, герой «Мизери». Я веду довольно скучную жизнь, когда не пишу. А вот когда пишу – вот тогда, черт побери, у меня случаются чудесные приключения.
«Вы едите сырое мясо?» и другие странные вопросы[104]
Мне кажется, что в представлении читателей в жизни писателя есть две задачи, причем писать книги – не главная. Похоже, главная задача писателя: отвечать на вопросы читателей. Вопросы делятся на три категории. Больше всего меня завораживает последняя, но сначала я расскажу вкратце о первых двух.
От Билла В. из Северной Каролины: «Я вижу, вы носите бороду. Вы боитесь бритвенных лезвий?»
От Дона Г., без адреса (почтовый штемпель нечеткий): «Почему вы так упорно боготворите мать, хотя любому здравомыслящему человеку известно, что МУЖЧИНЕ, когда он взрослеет, мать уже не нужна?»
От Реймонда Р. из Миссисипи: «Вы едите сырое мясо?» (Больше всего меня радует такой лаконизм.)
Меня спрашивали, не бью ли я своих детей и/или жену. Меня приглашали на вечеринки в такие места, где я никогда не бывал и надеюсь, что не побываю. Однажды меня попросили быть посаженым отцом на свадьбе, а одна молодая женщина прислала мне унцию травы с сопроводительной запиской: «Отсюда я черпаю вдохновение. Откуда черпаете его вы?» На самом деле мое вдохновение приходит по почте в конвертах – с прозрачным окошком, в котором виднеются твое имя и адрес, распечатанные с компьютера, – в конце каждого месяца.
Где вы берете идеи? (Лично я – в Ютике.)
Как обзавестись литагентом? (Продать душу Дьяволу.)