По мнению сторонников этого направления, вооружившись определенным методом, каким бы обобщающим он ни был, можно избежать застревания в теоретических рассуждениях рационалистов и в то же время не погрязнуть в деталях, на которых настаивали врачи-эмпирики. Следовательно, это была более практичная система, основанная на том, что поддается непосредственному наблюдению. Если эмпирики продолжали рассматривать каждый случай как уникальный, основываясь на непосредственном наблюдении и приобретенном опыте, то методики предлагали группировать случаи, которые отличались похожими реакциями, например при пальпации или перкуссии, и рекомендовали для них схожее лечение: сначала – тепло или холод, лекарства, кровопускание, массаж, ванны, специальные движения, даже музыкальную терапию (пение и вокальные упражнения), прогулки на свежем воздухе, изменения высоты и другие традиционные средства; затем – применение хирургических вмешательств, таких как трахеотомия. Какими бы упрощенными ни казались их методы, некоторые врачи этой школы достигли превосходного уровня компетенции. Так, труды Сорана Эфесского первой половины II в. оставались главным пособием по гинекологии и акушерству вплоть до эпохи Возрождения.
Врачи-методики не отрицали верность некоторых медицинских теорий, и, по всей видимости, существенное влияние на них оказал атомизм Демокрита, переосмысленный в конце II в. до н. э. Демокрит полагал, что человеческое тело состоит из атомов, разделенных пустым пространством («порами»); если они увеличиваются в размерах, это вызывает чрезмерное расширение тканей, а если сужаются, то происходит воспаление. Однако методики, по-видимому, считали атомизм лишь гипотезой еще и потому, что иначе их оценка Секстом не была бы оправданна: в «Положениях» он утверждает, что учение методиков – «единственное из медицинских учений»[15] того времени, которое не торопится в безрассудных суждениях о неочевидном (ненаблюдаемых причинах болезней), – как в положительном смысле, как рационалисты, так и в отрицательном, как эмпирики.
С этой точки зрения Секст оказывается ближе к методикам, чем к эмпирикам. Медицинская эмпирия, пишет он, «не одно и то же, что пирронизм, поскольку «эта эмпирия утверждает невоспринимаемость невидимого»[16]. А пирроник не может этого утверждать, если не хочет противоречить самому себе: он не может исключить, что некоторые вещи подлежат познанию. «Скорее, – предполагает Секст, – как мне кажется, пирроник мог бы принять участие в так называемом методе»: подобно скептику-пирронику, врач-методик «следует явлению и берет от него то, что кажется помогающим»[17].
И продолжает:
Благодаря необходимости ощущений скептик приводится жаждой к питью и голодом – к пище и подобным же образом – к чему-нибудь другому; точно так же врач-методик приводится болезненными состояниями к соответствующему им: например, сгущением к разрежению, подобно тому как кто-нибудь от сгущения в сильный холод бежит к теплу, а истечением – к его задержке, подобно тому как облитые сильным потом и истощенные в бане стремятся к прекращению этого состояния и в силу этого бегут на холодный воздух[18].
Общим для методиков и пирроников также было использование языка, лишенного, как мы бы сегодня сказали, онтологического измерения:
Скептик употребляет выражения: «ничего не определяю» и «ничего не воспринимаю» […], точно так же методик без точного различения говорит про «общность» […] и тому подобное. Таким образом, он употребляет, не высказывая мнения, выражение «указание» вместо приведения от видимых состояний, естественных и противоестественных, к тому, что кажется соответствующим, как я указал это в отношении голода, жажды и другого. Вследствие этого […] нужно сказать, что способ рассуждения методиков в медицине имеет больше известного родства со скепсисом, чем другие медицинские учения[19].