Развал СССР привел к резкому ослаблению влияния «коммунистической и атеистической религиозности» и, конечно же, к потере ими своего основополагающего нормативного статуса. Не все люди стали верующими и оставили свои коммунистические идеи, взгляды и убеждения. Однако произошедшие перемены сформировали у населения, в терминологии Чарльза Глока, психическую депривацию, состоящую в образовании у человека ценностного вакуума в результате разрушения значимой для него прежней системы ценностей[744]
. Стандартная реакция на психическую депривацию заключается в поиске новых ценностей, веры, смысла жизни, цели существования. В результате после установления свободы вероисповедания население, будучи безграмотным в области религии, возвращается к тому, что классиками отечественного и зарубежного религиоведения именуется «первобытными формами религиозных верований»: анимизму, фетишизму, магии, колдовству, языческим обрядам и верованиям[745]. Так, 71,7 % от генеральной совокупности сект и культов, клиентурных и аудиторных культов, а также сектоподобных групп (астрологические, оккультномистические, спиритические, целительские и неоязыческие НРД) можно отнести к группе первобытных, или примитивных верований[746].При этом последовательное принятие населением коммунистических форм религиозности в советское время и последующее их разрушение не стали для людей приговором, изначально предопределившим, пусть даже на некоторое время, их неспособность к возврату к наиболее развитым формам религиозной организации. Принять учение традиционных церквей люди могли без проблем и в этой ситуации. Так, люди массово уходили в Православную Церковь, которая активно создавала новые приходы в Беларуси, в том числе руками тех же бывших коммунистов, пришедших к вере. Однако при обращении к Церкви людям не нужно было ничего своего придумывать и создавать, но всего лишь принять уже существующее учение и практику. В противоположность этому в процессе создания НРД они же должны были проявить недюжие способности и таланты в области конструирования нового религиозного учения и практики, которых у воспитанных в атеизме людей в принципе не было и быть не могло. В результате в стране массово возникают достаточно примитивные в плане содержания учения НРД, предлагающие населению различные формы магических, экстрасенсорных, оккультных, астрологических и спиритических услуг. Для их создания не требовалось наличия развитой культуры религиозной мысли, особых познаний в истории религии, продуманного понятийного аппарата, даже минимальной логической непротиворечивости. В рамках проведенного автором исследования будет показано, что в течение первых десяти лет после распада Советского Союза в Беларуси не возникает ни одного НРД, которое опиралось бы на идеи каких-либо мировых религий, соответствующих более высокому уровню развития религиозной культуры населения. Вся основная масса НРД, более развитых в плане вероучения, структуры и уровня разработки ценностей и моральнонравственных идеалов, мигрирует в Беларусь в 1990-е гг. из-за рубежа.
Еще одно следствие времен коммунизма заключается в том, что белорусские НРД в отличие от многих американских, африканских, китайских и даже европейских сект и культов не являются «национально ориентированными». Темы «любви к родине», «национального возрождения», «восстановления утраченных традиций» не занимают сколько-нибудь существенного места в подавляющем большинстве белорусских сект и культов. Тысячелетняя история Беларуси, ее исторические, культурные и религиозные традиции ими игнорируются как нечто, не заслуживающее внимания.
В этом контексте интересно рассмотреть ряд неоязыческих белорусских НРД, которые заявляют, что пытаются вернуться к истокам древнего белорусского язычества. Однако это их стремление обусловлено не дошедшими до нашего времени языческими традициями и не их влиянием на белорусскую культуру, а романтизацией глубокого прошлого, которая проистекает в данном случае из патологического неприятия настоящего и всего того, чем может гордиться белорусский народ: достижениями религии, культуры, социально-философской и правовой мысли Беларуси последнего тысячелетия. То есть современное белорусское язычество можно рассматривать как своего рода интеллектуальное веяние, развивающееся не благодаря, но вопреки традициям белорусской культуры и воспринимающее себя при этом в качестве единственного исконного белорусского движения.