Секты. Обличения от бывших членов. Книга 1

«Вы думаете вы благонравны? Вы красивы? Милы, всесильны, храбры? Подождите пока я до вас доберусь!» (Лайла Грин).

Маура. «И вот, однажды Лайла пришла и сказала, что Господь готов совершить суд в нашем лагере. Здесь есть человек, который не пожелает оставаться в живых».

Ребекка. «Этим человеком оказалась моя мать».

Маура. «Меня обвинили в духовной измене. Это означало, что я ставлю в своей жизни что-то выше Господа. Этим «чем-то» была моя семья. Они сказали, что я обожествляю своих детей. Я просто плакала. Я не могла понять, была в смятении, чувствовала себя приговоренной. Я думала: «что со мной произошло? Что будет с моей семьей? Я была страшно напугана. Очень сильно!»

Лайла прогнала Мауру в сарай на заднем дворе.

Ребекка. «Там не было никакого утепления, это был детский игровой домик. Она питалась одними бутербродами с арахисовой пастой. Ей приходилось работать. Ее заставляли рубить дрова и красить стены домов. Нам запретили разговаривать с ней. Она должна была носить черную повязку на голове, а мы должны были называть ее отступницей.

Каждое утро и каждый вечер она мыла всю посуду за сорока человеками. Она только работала. Она не принимала душ. Зимой в Сакраменто ей приходилось мыться из шланга. Мне, как ребенку было больно видеть, как моя мама подвергается такому. Мою маму судили как раз тогда, когда я была беременна первым ребенком. У меня сердце разрывалось из-за того, что моя мама не может быть рядом со мной во время моей беременности.

Я видела свою мать за работой на заднем дворе. Мне приходилось проходить мимо нее, не смотря в ее сторону. И это было самым болезненным для меня. В конечном итоге, мой отчим велел матери покинуть лагерь».

Маура. «Мне было так страшно! Потому что я не знала, что делать. Я хотела вернуться в «Господню армию». Я все еще думала только об этом».

Лайла Грин пришла в сарай к Мауре.

Маура. «Она сказала, что мое время истекло, и что Господь не пустит меня обратно в «Свою армию» Она сказала, что у меня нет надежды. Меня вытолкали на улицу с коробкой вещей».

Шесть лет Маура и ее семья были членами воинствующей секты. Члены секты после изгнания Мауры пытаются нарушить все ее семейные связи.

Ребекка. «Меня попросили подписать письмо, где я отрекалась бы от своей матери. Они напечатали его, и я подписала его в присутствии нотариуса, потому что «должна была» это сделать. Действия Гринов не оспаривались. Я должна была демонстрировать свою безграничную верность им».

Несмотря на демонстрацию верности секте, Ребекку ждало возмездие после рождения у нее второго сына.

Ребекка. «Грины сказали мне, что неделю болели, и что Господь сказал им, что болеют они из-за меня. Из-за того, что я слишком люблю своего сына и недостаточно его наказываю. Я их не понимала, ведь он был совсем малышом. Я не понимала, что они имеют в виду. Я не могла понять, что я сделала не так, ведь младенцы плачут, потому что они голодны или устали. Они забрали у меня моего сына на целую неделю, и оставили в манеже в темной комнате совсем одного.

Однажды вечером, вскоре после ужина, Лайла мыла посуду в одном из трейлеров, а я в туалете того же трейлера учила сына пользоваться горшком. Я пыталась успокоить своего хныкающего ребенка, и тут Лайла повернулась ко мне, взглянула прямо в глаза, и сказала: «Ребекка, я пытаюсь не влезать в твою жизнь, но не стоит спрашивать, хочет ли он, чтобы его отшлепали. Просто отшлепай его!» И, хлопнув дверью, она вышла из трейлера.

Я отшлепала своего сына, потому что «должна была это сделать». Это было против всего в моей душе, но я сделала это, потому что должна была. Я была должна доказать свою покорность. Мне пришлось ремнем отшлепать своего малыша. Когда я вспоминаю об этом, я чувствую невероятный стыд!

Я стыжусь этого, но я старалась быть как можно нежнее. Мое сердце было против, но я должна была это сделать!

Я замерла в шоке. У меня в голове что-то щелкнуло, и я сказала себе: «это все! С меня хватит! Довольно! Я больше не могу подвергать насилию своих детей. Они могут унижать меня как хотят, но я не могу делать это со своими детьми!

Это решение далось мне с невероятной болью, но мне нужно было это сделать. И тем же вечером я сказала Майку, что хочу покинуть лагерь.

Мы ушли посреди ночи с сумкой вещей. Я с трехмесячным младенцем в одной руке и трехлетним ребенком, держащимся за другую. Мы ускользнули ночью, поймали такси и сбежали. Мой муж выглядел встревоженным. Он спросил меня:

– Ты в порядке? Не хочешь вернуться? Все хорошо?

А я сказала:

– Нет! Я оставляю все, что я знала, оставляю хороших друзей и знаю, что никогда не увижу их вновь! (Плачет).

Тогда я думала, что попаду в ад. Я бросаю Господа и отправляюсь в ад. Но я должна была это сделать, потому что больше не могла смотреть на то насилие, которому подвергались мои дети. Я просто не могла!» (Плачет).