А р е у с а. А зачем ты проиграл коня, подлый картежник? Да если бы не я, давно бы тебе болтаться на виселице. Три раза я спасала тебя от правосудия, четыре раза выкупала из игорных притонов. И зачем я, дура, стараюсь? Зачем храню верность такому трусу? Зачем верю его вранью? Зачем открываю ему дверь? Да что в нем хорошего? Лохматый, весь в шрамах, однорукий, дважды поротый, живет с тридцатью девками зараз! Убирайся сейчас же, чтоб я тебя больше не видела! Не смей подходить ко мне и называться знакомым, не то, клянусь прахом отца и матери, угостят тебя тысячью палок по твоим широченным плечам! Так и знай, я уж найду того, кто сумеет отлупить тебя, и не раз!
С е н т у р и о. Вздор несешь, дуреха! Вот погоди, я разозлюсь, тогда кое-кому придется поплакать. На сей раз, уж так и быть, прощаю; сюда идут, как бы нас не услыхали!
Э л и с и я. Войду. Нет, не скорбный плач я слышу, а брань и угрозы!
А р е у с а. Ах, горе мне! Это ты, Элисия? Иисусе, Иисусе! Глазам не верю! Что это? О ком такое горе? Что за печальный наряд? Послушай, сестрица, да ты меня пугаешь! Скажи скорее, что случилось? Ничего не пойму, прямо вся кровь застыла в жилах.
Э л и с и я. Какая беда, какая утрата! Ты видишь ничтожную долю того, что я чувствую и таю в себе. Сердце мое мрачнее, чем одежда, душа темнее, чем чепец. Ах, сестра, сестра, я не в силах говорить! Язык не повернется.
А р е у с а. О горе! Что же ты молчишь? Говори, перестань рвать волосы, не бей себя в грудь, не царапай лицо! Что это за несчастье? Оно касается нас обеих? Меня тоже?
Э л и с и я. Увы, любимая сестра моя! Семпронио и Пармено уже нет в живых, нет их уже на свете! Души их сейчас очищаются от грехов, избавились они от нашей горестной жизни.
А р е у с а. Быть не может! Перестань, замолчи, бога ради, не то я упаду в обморок,
Э л и с и я. Худшее впереди. Дай срок, еще не то услышишь. Селестина, наша Селестина, та, что заменяла мне мать, кормила меня и поила, возвысила меня над всеми девками в городе и предместьях, — Селестина держит сейчас ответ перед богом. У меня на глазах пронзили ее тысячью ударов; на груди моей ее убили.
А р е у с а. О, неслыханный удар, о, печальные новости, достойные смертного плача! О, нежданная беда! О, невозвратимая потеря! Как быстро судьба повернула свое колесо! Как случилось, что погибли все трое? Отчего они умерли? Я потеряла голову, я вне себя. Трудно поверить! Восьми дней не прошло, как я их видела, и вот мы уже говорим: «Да простит им господь!» Расскажи мне, подружка, как произошло это безграничное несчастье?
Э л и с и я. Сейчас узнаешь. Ты, конечно, слышала, сестрица, о любви Калисто и этой сумасбродки Мелибеи. Вот Селестина и взялась, по просьбе Семпронио, уладить это дело за плату. Столько она приложила забот и стараний, землю, как говорится, рыла — и быстро добилась своего. Когда Калисто увидел, что достигнуто доброе согласие там, где он и не надеялся, то расплатился с несчастной моей теткой, подарив ей золотую цепь. А золото— такой напиток, что чем больше пьешь, тем сильнее жажда. Вот и Селестина, как разбогатела, забрала свою добычу и не пожелала поделиться с Семпронио и Пармено, хоть и был меж ними уговор разделить все, что даст К а л и с т о. Как-то под утро возвращались эти парии усталые, так как всю ночь сторожили хозяина с Мелибеей, и злые-презлые из-за какой-то ссоры, да потребовали у старухи свою долю цепочки. А Селестина стала отнекиваться от уговора и обещаний, заявила, что весь барыш пойдет ей одной, и даже пустилась в откровенности насчет разных тайных делишек. Знаешь, как говорится: «Кумушки поссорятся — все друг другу выложат». Тут парни, ясно, взбеленились: подхлестывала их нужда, а с ней не до любви, да еще досада и усталость, от которых всякие неприятности бывают. И вот рушились все их надежды. Тут они уж не знали, что и делать. Много было говорено всякого. Наконец, видя жадность Селестины и упорство, они выхватили шпаги и закололи ее.
А р е у с а. О, несчастная старуха! Так вот какая смерть была ей суждена! А Семпронио с Пармено? Кто же их-то убил?
Э л и с и я. Совершив убийство, они пытались убежать от стражи, выпрыгнули из окна, да тут полумертвыми их схватили и казнили без промедления.
А р е у с а. О Пармено, мой возлюбленный! Как печалит меня его смерть! Я скорблю о любви нашей — так недавно она началась и так быстро кончилась. Но раз уж свершилось жестокое возмездие, раз уж случилось несчастие, раз слезами их не выкупить и не возвратить им жизнь, не изводи себя, еще чего доброго ослепнешь от слез. Вряд ли твое горе больше моего, а посмотри, как стойко я переношу его.