Я вышел в общую комнату отдыха и расположился в глубоком низком кресле. Несколько мужчин с блестящей кожей курили траву и играли в Fallout на шестидесятидюймовом телевизоре. В углу стояли электрогитара и пустые винные бутылки, там же валялись игральные карты, а на стене висел большой пурпурный плед с изображением медитирующего Будды. Шторы были задернуты, дым стоял коромыслом, время тянулось еле-еле. Хотя я впервые оказался в этой комнате, я моментально узнал ее, ведь, когда мне было двадцать с небольшим, я тоже накуривался и мог часами смотреть, как другие играют в Play Station. Мне вдруг стало неуютно. Я почувствовал себя старым.
«А ты откуда родом?» – спросил меня один из игроков в Fallout.
«Из Англии, – ответил я. – Примерно в часе езды от Лондона».
«Да, а откуда именно?»
«Это местечко называется Кент».
Он глубоко затянулся из трубки с марихуаной, глядя на меня из-под тяжелых век и вытянув босые ноги под кофейным столиком.
«И чем ты типа занимаешься в своем Кенте?»
«Ну, я люблю подолгу гулять, – ответил я. – И все такое».
Он начал очень медленно кивать, не сводя глаз с моего лица.
«Ништяк. Клево. Просто офигенно».
В игре загрохотали выстрелы.
Некоторое время я сидел, делая вид, будто рассматриваю книжные полки, прежде чем попытаться продолжить разговор. Ничего не приходило в голову. И тут я в ужасе подумал, что меня, возможно, накурило. Я слабо улыбнулся женщине с красными волосами и коротенькой челкой, сосредоточенно рисовавшей синим карандашом в книжке-раскраске. Ее звали Стефани Пакркул, или Steph The Geek, а на посвященной ей страничке в Википедии ее окрестили «интернет-личностью». Сегодня, как оказалось, она ничего не ела, а только пила синтетический заменитель еды Soylent. Чуть позже она добавит в очередную порцию этого напитка немного медицинской марихуаны и напишет в твиттере, что это «самая сан-францисская вещь в мире». Ее твитом поделится заместитель редактора по технологиям газеты New York Times.
Стеф пишет посты на Medium и Tumblr, а также зарабатывает разработкой сайтов и видеостримингом как веб-модель. Как сказано в ее профиле, ее возбуждают комплименты и связывание, а кроме того, она специалист по отладке кода и «ерзанью» [96]. До меня доходили слухи, что полиамория нынче в моде среди технарей, тогда как моногамия считается чем-то вроде очередной устаревшей технологии, которой пора на свалку истории. «Половина здешних постояльцев – поли, – сказала она. – И здесь определенно есть культура оргий. Многие люди не стесняются выражать свою сексуальность, имеют несколько партнеров, занимаются всякими своеобразными вещами, ходят на секс-вечеринки, БДСМ-вечеринки и все в таком духе. То есть реально очень-очень открытые в сексуальном плане люди. Это тут просто повсюду».
Что общего между сексом и стартапами, так это стремление к открытости и подлинности, а также безусловная вера в индивидуализм либертарианского или неолиберального типа: вера в то, что если ставить свои желания превыше всего, то это всегда ведет к прогрессу. «Эта такая классная и вроде как антилуддитская тема, – кивнула она. – Главное в ней – позиция „давайте двигать мир вперед, давайте использовать новые технологии, но в то же время поддерживать связь друг с другом и со всеми этими чудесными хипповыми вещами“. Да и к тому же есть еще и перспектива сингулярности».
«Честно говоря, я никогда не мог взять в толк, что подразумевается под сингулярностью», – признался я.
«Суть в том, что мы будем продолжать делать более умные и быстрые машины, пока вдруг не начнется экспонентный рост, типа так вррржжжыхххх, и мы даже не будем знать, что именно произошло. Некоторые считают, что сингулярность – это вроде как конец света, а другие говорят, что мы эволюционируем в новый вид. Она подразумевает ускорение, перемены, а затем момент полной трансформации вселенной».
Я понятия не имел, о чем это она.
Тем вечером я вышел на улицу как будто в оцепенении, голова была тяжелой от образов вррржжжыхххх-будущего и дыма медицинской марихуаны. Сингулярность, полиамория, запеченные брокколи, Пиночет… Хватит с меня. Я решил прийти в себя и прогуляться от 20Mission до своего отеля в центре города. Примерно через сорок минут я оказался на Маркет-стрит, которая выглядела так, будто ее оформил сам дьявол. В отблесках неоновой вывески круглосуточного магазина спиртных напитков шумела стая упырей, жуликов и сумасшедших. Средних лет мужчина, шатаясь, вышел на дорогу в спущенных до колен штанах и трусах, выставив напоказ свои причиндалы и измазанные фекалиями бедра. Я перешел на другую сторону улицы, чтобы не рассердить кого-нибудь из них, опасаясь за свой кошелек, и ускорил шаг. Справа красиво светилась штаб-квартира Twitter, а слева горделиво возвышался купол здания мэрии.