Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

Да и денежный поток не иссякал. Когда ей исполнилось шестнадцать, они снова переехали, на этот раз в настоящий особняк в городе Биллерикей. «Это был такой шикарный дом, ты себе не представляешь», – сказала она. Трехэтажный, окруженный забором с прочными воротами. На цокольном этаже располагалась кухня площадью в весь дом с теплыми мраморными полами. В потолках каждой комнаты были встроены динамики. Си-Джей оккупировала одну из свободных комнат и часами крутила там громкую музыку – рэп, R&B, поп, мюзиклы, а мать наблюдала за ней и хвалила: «Си-Джей, ты невероятна. Тебе бы на сцену», – на что та отвечала: «Да, я знаю». Родители наняли для ее обучения частного репетитора – приятного мужчину, который прежде работал директором школы. Когда она написала сочинение о том, как неприятно все время переезжать из дома в дом, он сказал ей: «Это лучшая работа, какую мне приходилось видеть от ученика твоего возраста». Мать буквально сияла от восхищения. «Ты потрясающая, – говорила она. – Ты божественна. Ты гениальна». А Си-Джей думала: «Да, да, я такая».

Но особняк за высокими воротами в Биллерикее вскоре начал затягивать Си-Джей все глубже в свои коридоры и красиво обставленные комнаты. Он превратился в ее убежище, крепость, защищавшую ее редкостную красоту и талант от назойливости других людей. Принимать гостей ей не нравилось. Всякий раз, когда приезжали тетушки, дяди и кузины, она смотрела на них с досадой и с мыслью «Что вы тут забыли?». Она убегала в свою спальню и запирала дверь. Как-то раз она что-то ела на кухне, когда сзади к ней подкрался ее сводный брат и по-дружески легонько ткнул ее пальцем в бок. Си-Джей соскочила со стула и набросилась на него с кулаками: «Какого хрена ты это сделал?» Си-Джей ненавидела, когда ее трогали. В сущности, она не чувствовала ничего, кроме злости. Она казалась себе то принцессой в замке, то роботом в коробке, но ничего не могла поделать со своим ужасным поведением. Более того, она поняла, что и пытаться не хочет. Родители забеспокоились. «Они садились рядом и начинали: „Си-Джей, милая…“ А я им: „Милая? Вы что, блядь, опять заладили?“ Они мне: „Ну нельзя же так“. А я: „Почему? Это нечестно“. Затем присоединялись мои родственники: „Ей нужна помощь“, но родители их перебивали: „Нет, нет, с ней все в порядке. Лишь бы была счастлива“».

И вдруг в один прекрасный день Си-Джей снова начала чувствовать. Утром ничего особенного не произошло. Просто она проснулась такой злой, что ей хотелось швырять стулья об стену. «Я схожу в парк ненадолго», – крикнула она маме, прежде чем пойти в одиночестве к привычной скамейке. Гнев ее стал прямо-таки безмерной вселенной ярости, которая больше не могла уместиться в ее маленьком теле. «Я нашла палочку и сделала ее острой-острой. Я сломала ее о край скамейки, чтобы расщепить вдоль, и делала ее все тоньше и тоньше с одной стороны, а кончик заострила, оторвав ногтями часть волокон. И когда мне показалось, что она стала уже достаточно острой, я принялась резать руку». Она водила ею по руке туда-сюда, туда-сюда, но получались только ожоги от трения – тонкие бледно-розовые полосы да отделившиеся кусочки кожи. «Что за херня? – подумала она. – Я даже порезать себя не могу».

Вернувшись в дом, она обнаружила, что он пуст. «То, что надо». В своей отдельной ванной она включила душ, заперла дверь на тот случай, если кто-то придет, и вскрыла корпус пластиковой бритвы, чтобы достать ее лезвие. Тогда все и случилось. «Я оторвалась по полной, – сказала она мне. – Резала всерьез». Розовые полоски превращались в длинные ярко-красные рты. Ощущение силы переполняло ее и казалось колоссальным. Кровь была везде, на стенах и по всему ее телу – алые капли и струйки на фоне белого. Выглядело это так, будто кого-то убили. Неужели это она сделала? Си-Джей села на пол и съежилась, внезапно испугавшись того человека, которым она только что была. Тем не менее это стало ее пристрастием. Между перекладинами кровати она прятала сувенирную коробочку, что ей подарили на Рождество. В ней хранились пять бритвенных лезвий (лучшими были Gillette), маникюрные ножницы и осколки компакт-диска. Там же лежали узкий бинт, антисептический крем и лавандовое масло от ссадин. Си-Джей чувствовала себя живой только когда танцевала или резала себя. В тот сокровенный момент, когда лезвие вонзалось в ее кожу, она контролировала свою жизнь, словно Бог. Она могла резать где угодно и как угодно. До крови или нет. Она наблюдала все в мельчайших деталях, миллиметр за миллиметром, как будто само время и вся боль мира становились ей подвластными. «В голове стучало: „У меня есть власть, я могу выбирать, что мне делать, и я это сделаю“».