Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

В полдевятого вечера, сверяясь с картой и прокладывая путь между зданиями с характерными названиями («Маслоу», «Хаксли», «Фриц»), я наконец добрался до «Большой юрты», оказавшейся не такой уж и большой круглой постройкой с деревянными полами и потолком, напоминающей театр. Здесь имелись сцена и мощные прожекторы, направленные в ее центр. Я в нерешительности сел с краю в последний ряд, поодаль от примерно двадцати других слушателей, и вскоре увидел, как под софиты вышла Пола Шоу, руководитель курса. Я не представлял, чего ожидать, зная лишь, что курс продлится шесть дней, а работать мы будем с утра до позднего вечера, часто до полуночи. Несколькими месяцами ранее, когда я бронировал место по телефону, сотрудница Эсалена заверила меня, что этот курс ближе всего к сессиям групповой психотерапии, проходившим здесь в 1960-е годы. В каталоге говорилось, что в институте у курса «почетный статус» и он считается «обрядом посвящения» для сотрудников. Его рекламировали как «путешествие вглубь человеческой природы», из которого я должен был вернуться в состоянии «большей аутентичности». Авторы обещали «возможность выразить себя так, как вы, наверное, всегда мечтали, но не считали возможным». Курс назывался «Максимум».

Пола Шоу заняла стул в центре сцены и молча сканировала нас, прикусив нижнюю губу; ее глаза светились угрозой и упоением. Она родилась в Бронксе в 1941 году и, как вскоре стало ясно, сохранила жесткость и проницательность, характерную для его жителей, хотя остротой слуха в свои семьдесят четыре года похвастать уже не могла. Она молчала. Молчание затягивалось. Чем дольше висела тишина, тем больше нарастало напряжение. Люди начали ерзать, покашливать и хихикать. А она все равно ничего не говорила. Она мастерски завладела нашим вниманием. И вдруг… «Добро пожаловать на максимум!»

После краткого приветствия напряжение спало, и она начала раздавать приказы. «Процесс пошел, – гаркнула она. – Как только вы согласились, пути назад нет. Вы приняты. Отказаться нельзя. Я не хочу, чтобы вы разговаривали с кем-либо вне семинара. Когда мы делаем перерыв, вы не выходите. В номера не возвращаться. Соблюдайте конфиденциальность. Можете потом свободно рассказывать обо всем, что увидите здесь, но не упоминайте имен. Не приносите бутылки с водой. Люди нынче вечно сосут свою воду». Она изобразила человека, чавкающего соской. «И прошу вас, на этой неделе не пользуйтесь интернетом. Вы в процессе. И не разговаривайте друг с другом о том, что здесь происходит. Не анализируйте процесс. Если кто-то расстроился, расплакался, не утешайте. Что мы делаем, когда обнимаемся?» С елейной улыбкой на лице она изобразила обнимающего человека. «Мы подавляем. Утешая, мы хотим сделать лучше себе».

Снова замолчав, она принялась медленно оценивать наши лица и кивать, как будто приходя к неким тайным выводам. «Это вам не курс на подушках, – заявила она, и ухмылка пробежала по ее узким губам. – Здесь вы будете развивать себя. Я занимаюсь этим уже тридцать лет, и поверьте, это не развлечение. Мы трансформируем жизни людей. Понятно? Итак, вот основные принципы. Есть три правила, первое связано с Аристотелем: вещь есть то, чем она является. – Она встала и подняла свой стул перед собой. – Это стул. У него пластиковое сиденье и металлические ножки. У него есть некоторые свойства, вес, высота, ширина. Он – то, что есть. Уяснили? Ладно. Правило второе: принимайте. Правило третье: проявляйте творческий подход. – Она снова села, и ее лицо расплылось в улыбке. – Надеюсь, вы готовы. Потому что сейчас мы вас хорошенько встряхнем».

Пока Пола говорила, публику охватывала какая-то сюси-пусичная атмосфера. Воздух будто сделался липким. Участники на первых рядах смотрели вверх на нее неотрывно. Казалось, сами их веки вытянулись, чтобы полные мольбы глаза могли еще чуточку приблизиться к ней. Они прижимали к груди сложенные домиком кисти рук и смеялись ровно тогда, когда следовало. Я наблюдал издалека, вжимаясь в кресло.

Нам предстояло по очереди выйти на сцену и «привязаться» к кому-то, с кем мы встретимся взглядом, а затем описать ощущения, возникшие в теле. Нам нельзя было обозначать их привычными клише и говорить, что мы «нервничаем» или что нам «не по себе» и тому подобное, ведь это язык нашей «системы». Здесь нам следовало заново открыть для себя чувственную реальность, описывая сами ощущения, а не ярлыки, которые мы привыкли на них навешивать. Задача состояла в том, чтобы уподобиться детям, которые выражаются свободно, пока общество взрослых их не задавит. «Дети есть дети, – сказала Пола. – Мысль о том, чтобы выйти из зоны комфорта и стать всем тем, чем вы можете быть, пугает. Она угрожает укладу нашей жизни и рамкам, в которых мы существуем».