В институте Фриц прославился почти навязчивой критикой своего бывшего гуру, которого он оскорблял (равно как и сотрудников Эсалена) при любой возможности. С его точки зрения, идеальное «я» в высшей степени аутентично, никогда не подвергает себя цензуре и бескомпромиссно в поведении. Вместо того чтобы подавлять свою сексуальность (в старомодной европейской манере), Фриц не стесняясь демонстрировал всем свою эрекцию, направляясь голышом к знаменитым горячим источникам. Он клеился почти к любой женщине, оказавшейся в его поле зрения, а если та не возражала, то непременно поглаживал ее гениталии. Он любил носить шлепанцы и пижаму, а заговаривая с молодыми красотками, с хвастливой решительностью представлялся «грязным старикашкой». Как минимум однажды в ответ на это он услышал фразу своей мечты: «А я грязная девчонка», – после чего случилось то, что случилось.
Фриц получил широкую известность как основоположник гештальт-терапии, некоторые элементы которой мне предстояло испытать на себе в ходе курса «Максимум». Он отвергал подход Фрейда, искавшего ключ к проблеме в прошлом, и вместо этого заставлял пациентов признать абсолютную истину того, кем они являлись в данный момент, сколь бы травматичной или неприятной она ни была. Его групповые сессии всегда проходили «строго по принципу „я и ты, здесь и сейчас“», говорил он, предупреждая, что «всякое бегство в будущее или прошлое будет рассматриваться как вероятное сопротивление текущей встрече». Он усаживал клиента в «горячее кресло», сидя в котором тот описывал физические ощущения в своем теле (скажем, потные ладони или покалывание в пальцах), или представлял напротив себя отца или мать, или исследовал внутренний конфликт, озвучивая доводы двух разных сторон своей личности.
Идея заключалась в том, чтобы с головой уйти в каждую роль, без рефлексии, прочувствовать ее до конца, а Фриц при этом безжалостно отмечал все признаки вашей «неискренности», от уклончивости в ответах до особых движений глаз или подрагивания мизинца. Язык тела занимал его больше всего: «Я почти не обращаю внимания на слова пациента и сосредотачиваюсь на невербальном уровне, поскольку он в меньшей степени подвержен самообману», – объяснял он. Если бы вы не успели ему настолько наскучить, чтобы усыпить его, он, возможно, назвал бы вас «плаксой», «мудаком» или «мозготрахом». Во время одного из сеансов в 1966 году Фриц обвинил Натали Вуд (актрису, снявшуюся в фильмах «Бунтарь без причины» и «Вестсайдская история») в «полнейшей фальшивости», сказав ей, что она «просто избалованная и вечно капризничающая соплячка». Он схватил ее, силой положил на свое колено и отшлепал.
Участники должны были «принять» правду о том, что их внешнее поведение говорило об их внутренней сущности, и взять на себя ответственность за нее. Если терапия оказывалась тяжелой и заставляла человека расплакаться, его высмеивали. Того, кто пытался помочь плачущему человеку, тоже высмеивали. Задача Фрица, как он говорил, сводилась к тому, чтобы «манипулировать человеком и приводить его в смятение, чтобы он вступил в конфликт с самим собой». Он стремился достичь состояния радикальной аутентичности, беззастенчивого признания своего истинного глубинного «я», «превратить бумажных людей в настоящих». Главная цель человека, по его мнению, состояла в том, чтобы «быть самим собой». Эти идеи, конечно, популярны и сегодня, особенно в социальных медиа и на телевизионных реалити-шоу, часто поощряющих выставление напоказ подноготной своей личной жизни и «естественность» поведения, какими бы отвратительными они ни казались.