Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

Эти иерархии и приводят к нашей озабоченности статусом. «Мы постоянно жаждем признания. Почему мы покупаем быстрые машины и большие яхты? Для чего нам все эти вещи, которые на самом деле нам не нужны? Для того, чтобы сигнализировать другим о своем статусе». Если другие считают, что мы крутые и классные, наше зеркальное «я» интерпретирует это как свидетельство того, что мы действительно крутые и классные. Мы стремимся производить впечатление. Мы ориентируемся на знаки, которые говорят нам, кто мы здесь.

И примерно так все идет до конца наших дней. Мы страшимся поругания и алчем хорошей репутации. «В остальном нас, я думаю, мотивирует желание быть довольным собой и избегать отрицательных эмоций: не подвергнуться остракизму, не оказаться отверженным или недооцененным, – говорит он. – Если взять повседневные дела, то мы зарабатываем деньги, чтобы иметь доход. Но если базовые потребности в пище, жилье и среде уже удовлетворены, нас мотивирует признание других людей. А это, разумеется, обусловлено необходимостью верить в собственную ценность».

Отсутствие настоящей аутентичности означает, что наше поведение в той или иной мере меняется в зависимости от того, где и с кем мы находимся. Например, когда мы работаем, мы зачастую становимся этой работой. Мы начинаем вести себя так, как, по нашему мнению, вел бы себя идеальный писатель, управляющий хедж-фонда или преподаватель, и подражаем им в манерах, одежде и этическом кодексе. Пожалуй, самое знаменитое описание этого феномена принадлежит перу Жан-Поля Сартра, заметившего его в официанте, которого он обвинил в «плохой вере»: «Его движение – живое и твердое, немного слишком точное, немного слишком быстрое; он подходит к посетителям шагом немного слишком живым, он наклоняется немного слишком услужливо, его голос, его глаза выражают интерес слишком внимательный к заказу клиента; наконец, это напоминает попытку имитации в своем действии непреклонной строгости неизвестно какого автомата и в том, как он несет поднос со смелостью канатоходца…» [40]

Сартр наблюдал человека, который, казалось, был захвачен, одержим существующим вовне него концептом под названием «официант». Его собственные голос, мимика, движения подавлялись в угоду культурной идее – представлению об идеальном подносителе кофе и пирожных. Конечно, так делают многие из нас. «Есть танец бакалейщика, портного, оценщика», – писал Сартр. В некотором смысле, утверждал он, этого от нас требует само общество: «Бакалейщик, который мечтает, оскорбителен для покупателя, так как он не вполне бакалейщик».

Размышления Сартра об официанте были опубликованы еще в 1943 году, но и современные социальные психологи живо интересуются тем, как эго искривляется и трансформируется в зависимости от предполагаемых ожиданий окружающих. У нас есть «я» для работы дома и «я» для дома, «я» для уютных ресторанов и «я» для придорожных забегаловок; «я» для твиттера и «я» для фейсбука; «я» для водопроводчика и «я» для мэра; утреннее «я» и вечернее «я», «я» для понедельника и «я» для воскресенья, «я» для делового костюма и «я» для халата. Гангстер Джон Придмор с недоумением вспоминал, как у себя дома он мог плакать под сериал «Маленький домик в прериях», а затем пойти на работу и запросто «избить кого-то до полусмерти». Многие жалуются, что на семейных торжествах, таких как Рождество, они обреченно возвращаются к своим детским «я». Это происходит оттого, что мама и папа продолжают обращаться с нами так же, как много лет назад.

Двигаясь сквозь дни и жизни, мы, таким образом, все время меняемся под влиянием ситуаций и взаимодействующих с нами людей. Люди вокруг нас формируют нечто вроде психического шаблона, который мы заполняем. «Идея о том, будто у нас есть прочное целостное „я“, плохо согласуется с тем фактом, что в зависимости от обстоятельств и событий мы можем вести себя совершенно по-разному, – объясняет Брюс. – Разнообразие этих „я“ отражает разнообразие социальной среды, в которой мы обитаем».