Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

«Смотрите Рону в глаза и следите за тем, как качаетесь. Глаза открыты. Направьте дыхание в раскачку. Шевеление не пропало? Если нет, направьте дыхание в него. Что еще вы осознаёте?»

«Я просто… – мой голос сделался тонким. – Я просто чувствую себя абсолютно пустым».

«Это образ. Говорю вам, он отражает некое ощущение».

«Понятно», – сказал я ледяным тоном. Ты ведешь себя как мудак, – подумал я. – Пожалуйста, перестань.

«Испытываете ли вы какое-то чувство, связанное с пустотой?»

«Э-э… а она с чем-то связана? – глядя на ослепляющий белый свет, я чувствовал, как меня затягивает в пустоту. – Пожалуй, именно это я в последнее время ощущаю – пустоту от того, что мне исполнилось сорок и в моей жизни образовался вакуум».

«Это ваше восприятие себя. Вам исполнилось сорок, и вы задаетесь вопросом, чего же вы достигли. Кто-то когда-нибудь говорил вам, что вы должны именно так о себе судить?»

И вдруг впервые за много лет, нежданно-негаданно, я заплакал. Мне не верилось, что это происходит.

«Да, вот это уже по-настоящему, – сказала Пола. – Это ваш опыт. Дышите».

Я едва мог говорить. «Я просто… Ох… Я просто… Я не уверен, что я хороший человек».

«Это трудно, – продолжала она. – Но это то, что в вас застряло. Дышите. Отпустите свои руки. Не закрывайте глаза. Смотрите на Рона. Расскажите про яд. Вы были алкоголиком?»

«Да».

«Вы вели себя плохо в детстве?»

«Да».

«Готова поспорить, вы были озорник. Что вы делали?»

«Ох, я мешал учителям вести уроки. Я хотел, чтобы все внимание было направлено на меня. А теперь все наоборот. Я избегаю внимания».

«Потому что вы хотели отречься от этого парня. Вы старались очиститься, но все это время подавляли себя, злились на себя и были несчастны».

«Наверное, я еще в школе понял, что раздражаю людей. Я их бесил».

«У меня есть для вас задание. Я хочу, чтобы вы стали тем парнем. Четырнадцатилетним. Вы его оттолкнули, а он – ваша неотъемлемая часть. Это был сильный парень. Бунтарь. Он хотел подчиняться страху. Но затем вы решили очиститься и стать хорошим мальчиком. Но посмотрите-ка на себя. Вот вы стоите тут и говорите: „Моя жизнь не ладится. Я зол. Я мудак“. Так что, хотя вы замазали его хорошим поведением, это ничего не значит. Потому что в результате вы отвергли себя. Теперь вам нужно сыграть того парня».

Я сошел со сцены в оцепенении. Все прошло крайне неудачно.

В тот вечер мне удалось избежать внимания группы, опоздав к ужину на двадцать минут и уединившись за столиком вдалеке от них. После ужина я залез в постель, размышляя об Эсалене и стараясь отвлечься мыслями о Фрице и его эрекции. Через несколько часов я все еще ворочался, в ужасе думая о предстоящем задании. Я с трудом мог вызвать в памяти того крикливого и жадного до внимания школьника, коим я когда-то был, не говоря уже о том, чтобы вжиться в его шкуру. За минувшие годы мне каким-то образом удалось стать его полной противоположностью. Теперь я люблю одиночество. Мне нравится в одиночку работать, ходить в походы и в кино, ужинать в ресторанах, ездить в отпуск. Поэтому я и переехал за город – в тихий домик в самом конце старой разбитой частной дороги.

Проблема тут в том, что чем чаще ты предпочитаешь остаться один, тем сильнее всем остальным хочется оставить тебя в покое. Изоляция вызывает паранойю. Ваши худшие страхи насчет себя и окружающих заполняют созданную вами тишину, делая вас все более робким, брюзгливым и нерасположенным к человеческой компании, – и вот вы сидите дома с задернутыми шторами и скалитесь на звонящий телефон: «В кого я превратился?» А превратились вы в старпера, то и дело закатывающего глаза и громко вздыхающего в очереди к кассе. Одиночество – как мотор, который сам себе производит топливо и мчит вас все быстрее и быстрее к упокоению.

Но в четырнадцать лет я обожал общаться. Я вечно звал друзей встретиться у супермаркета Woolworth в воскресенье или пойти распивать в лесу украденный амаретто. Иногда они отказывались, и это меня озадачивало. Как можно не хотеть куда-нибудь пойти? Это же весело! Это приключение! Это жизнь! Тогда у меня были друзья, но и врагов хватало. Как минимум дважды я умудрился настроить против себя почти всех, кого я знал. Я был развязный, пакостливый, неприятный.