Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

Конечно, я понимаю, что от подобных «нигилистических» мыслей принято отмахиваться как от слишком «юношеских». Но ведь это тоже показательно, не так ли? Именно в подростковые годы дымовая завеса ненадолго рассеивается над этими мрачными мыслями, а затем нас увлекают захватывающие сюжеты взрослой жизни со всеми ее волнениями и обязательствами. Юность – это пропасть между иллюзиями детства и иллюзиями зрелости, пора, когда проекты одной жизненной фазы распались, а новые еще не начались. И в этой пропасти мы видим те ужасы, которые наш мозг-рассказчик старательно прячет от нас. Жаль, что мой мозг-рассказчик не слишком убедителен. Мне не хватает этой иллюзии.

Что оставалось неизменным, так это низкая самооценка, вызывающая невротический перфекционизм. Мое стремление к одиночеству является реакцией на нее сейчас – так же как и развязность была реакцией на нее в подростковом возрасте. Хотел бы я знать, как ее исправить. Думая о высокой самооценке, я представляю себе золотой город на вершине холма. Я пытался добраться до него много лет и, если честно, сомневался в полезности предстоящих завтра выкрутасов. Это будет то еще испытание. «Ты отверг себя», – прозвучали в голове слова Полы. Справедливые слова. Отыскать в себе того шумного компанейского юношу, которым я когда-то был, означало не просто открыться для новых унижений, а сделать это прилюдно.

На следующее утро я принялся за дело. Следуя гештальт-методу Фрица Перлза, Пола поручила многим из нас вжиться – целиком и безоговорочно – в те ипостаси самих себя, которых мы боялись особенно сильно. Одна женщина вынуждена была играть роль властного офицера полиции и расхаживала по институту в зеркальных очках, командным тоном отдавая приказы. Другой пришлось стать невидимкой, и она тихо скользила мимо нас в темных очках и повязке на голове. Мужчина лет тридцати изображал своего вспыльчивого отца, ветерана вьетнамской войны, который однажды наставил на сына пистолет, когда тому было три года. Он постоянно кричал и перебивал всех («Совы? Ненавижу этих тварей»). В коробке с одеждой рядом с прачечной я нашел старую рваную футболку с надписью Metallica. Издалека за мной наблюдала женщина-полицейский.

«Ты наденешь это как миленький, гаденыш», – прорычала она. Она держала в руке полуметровую дубинку и похлопывала ею о раскрытую ладонь. Я сделал то, что мне приказали. Снаружи стояла тележка для белья. У меня появилась идея.

«Офицер, могу я подбросить вас до Большой юрты?» – предложил я.

Она радостно рассмеялась: «Еще бы!»

Она запрыгнула в тележку, и я покатил ее вниз по холму. Набирая скорость под действием силы притяжения, хихикая и подскакивая на кочковатом, залитом солнцем асфальте, я вдруг почувствовал себя счастливым, глупым и полным жизни. Меня поразило то, как резко и глубоко я погрузился в образ четырнадцатилетнего мальчишки. Когда мы добрались до места, я остановился и позволил ей вылезти. Краем глаза я заметил козу. «Класс!» – воскликнул я, опьяненный восторгом. Через сорок секунд под одобрительные возгласы других участников я отвязал козу и повел ее к фруктовому саду, где планировал разделить с ней вкуснейшую трапезу из ворованной органической клубники.

«Извините! – окрикнул меня кто-то. – Эй! Эй! Верните козу немедленно!»

Я обернулся и увидел женщину, смотревшую на меня таким взглядом, который тоже напомнил мне о моей юности. «Она для детей», – сказала она с раздражением и досадой.

«Простите, – ответил я. – Мне очень жаль».

Я медленно привел козу обратно, чувствуя себе нелепо в своей рваной футболке. Я точно знаю, что сделал бы четырнадцатилетний подросток на моем месте. Он бы сказал: «Да пошло оно все на хрен!»

На следующий день нам велели рассказать Поле о своем прогрессе. Когда подошла моя очередь, я прошаркал на сцену, щурясь от яркого света.

«Кое-кто здесь считает, что вы отступили, не закончив свое задание», – сказала она.

«Я украл козу», – слабо возразил я.

Раздался голос из зала: «Уилл сказал мне, что самой большой наглостью, на какую он способен, было бы не делать задание вообще».

Это была правда. Пола смотрела на меня с грустью. «Какая дичь думать, будто можно приехать сюда, проделав такой длинный путь, лишь для того, чтобы сразу залезть обратно в свою пещеру, – сказала она. – Чего вы боитесь? Узнать людей? Что вас страшит?»

«Старея, я становлюсь все более ворчливым. Не знаю… У меня не очень хорошо получается ладить с людьми. Я не знаю почему».

«Что ж, тогда как вам такое задание: парень, который не ладит с людьми?»

«Стать козлом?» – уточнил я.

«Стать козлом».

Возвращаясь в номер из Большой юрты, я встретил полную женщину лет пятидесяти, которая была в образе пещерного человека. Она забралась на нижнюю ветку дерева, где рычала и улюлюкала, сидя на четвереньках. Ее левая грудь вывалилась из примитивного наряда, который она сделала из связанных тряпок. Это была та самая женщина, что настучала на меня Поле. Она спрыгнула на землю, присела на клумбу и начала мочиться. Темные ручейки извивались и уходили в почву. И тут я понял: вот он, мой выход.