Сельский врач

«Эх, Донцов, Донцов, хороший ты человек, не глупый парень, а дернул же тебя лукавый увлечься Тобольцевой, наживешь ты себе неприятности», — с огорчением раздумывал Моргун.

5

В эти дни у Василия был каждый час на учете: после пятиминутки — утренний обход в стационаре, днем — амбулаторный прием, вечером — репетиция в клубе, а потом дома до глубокой ночи подготовка к докладу. Иногда его распорядок нарушался самым неожиданным образом: то нужно было делать срочную операцию, то спешить на вызов. Он думал, что, видя такое положение, на помощь придет Борис Михайлович.

Лапин когда-то клялся Моргуну, что доклад они с Донцовым будут готовить вместе, но стоило только Василию обратиться к нему за помощью или советом, у Бориса Михайловича всегда находились неотложные дела, и он вежливо говорил:

— Завтра, дружище, подзаймемся, а сегодня, извини, минутки свободной нет.

Не всегда Василию удавалось бывать на репетициях, и в драмкружке уже начинали ворчать на недисциплинированного доктора, который то опаздывал, то совсем не являлся. В прошлый раз, например, только собрался он идти в клуб, а Борис Михайлович ему:

— Давай-ка, дружище, проедем по зимовкам. Ты поезжай в Ташлинку, а я отправлюсь в Нижнюю Вязовку. Посмотри, как там животноводы.

— Я не могу: у меня репетиция, — возразил Василий.

— Репетиция? Что же ты мне раньше не сказал? Можно было бы съездить вчера. Как нехорошо получилось, а ехать нужно, дружище. Сам понимаешь — Моргун потребует отчет. Надо учесть и другое — завтра партийное собрание, может быть, выступать придется, так что мы должны быть во всеоружии. Поезжай, дружище, лошадка ждет тебя…

И Василий поехал. Репетиция — репетицией, а работа все-таки — главное.

Сегодня в больницу позвонили по телефону — просят врача, а Василию, как на грех, нужно было спешить в клуб. Бросился он к Лапину, чтобы тот поехал на вызов, но ни в больнице, ни дома Бориса Михайловича не оказалось.

— Чего убиваетесь, Василий Сергеевич. Съезжу я сейчас, и дело с концом, — вызвался Корней Лукич.

— Только, пожалуйста, сразу позвоните мне, что там такое. Я буду в клубе, — попросил Василий.

Корней Лукич запряг лошадку и только было выехал за ворота — навстречу главврач.

— Куда это вы? На вызов? Товарищ Глыбин, я вас уже предупреждал: не фельдшерское это дело. Больных на дому обслуживает врач.

— Ну что ж, садитесь, вместе съездим, — с легкой иронией предложил старый фельдшер.

— С Донцовым поедете.

— А по-моему, чем кивать на другого, уж лучше самому. На душе спокойнее будет, — опять иронически молвил Корней Лукич.

— Распрягайте лошадь и занимайтесь своим делом! — повысил голос Борис Михайлович.

— Вы на меня, Борис Михайлович, не кричите, слава богу, я пережил в этой больнице десять главных врачей, будет на моем веку и одиннадцатый.

Корней Лукич дернул вожжами, и послушная Молния бодрой рысцой двинулась в путь.

Лапин чертыхнулся по адресу старого фельдшера, сжал кулаки. Ему хотелось догнать Глыбина и вышвырнуть его из санок. Он даже застонал, чувствуя свое бессилие… А что поделаешь с этим Глыбиным? Объявить выговор? Да разве доймешь его выговорами… Отстранить от работы и позвонить Моргуну — снят, дескать, за невыполнение распоряжений, но Моргун опять скажет: «Не торопитесь. Приеду, разберусь…» Вот это «разберусь» всегда бросало Бориса Михайловича в лютый гнев. Он знал, что Моргун считает Глыбина ветераном здравоохранения и намерен представить старого фельдшера к правительственной награде за долголетнюю работу в сельской больнице. А ему, Лапину, осточертел этот непокорный и ершистый ветеран, который вел себя независимо и гордо, как хозяин, и мнения свои высказывал открыто.

«Ну, погоди, погоди, доберусь я до тебя», — грозил главврач.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

К новогоднему концерту в кружке готовились увлеченно. Жанна Мазур даже на переменах в учительской говорила о предстоящем концерте. Впрочем, говорили о нем всюду: и в правлении колхоза, и в сельском Совете, и в конторе МТС, и даже в домах колхозников. На репетиции стекалось столько любопытных зрителей, что приходилось упрашивать их запастись терпением и не мешать артистам.

Завернувший однажды в клуб Корней Лукич не ушел до конца репетиции, а потом говорил Василию:

— Вот ведь сколько талантов кроется в народе, и плясуны, и певцы, ничего не скажешь — молодцы!

Как-то возвращаясь домой после репетиции, Татьяна повторила Василию опасения Антонова, что доктора могут вызвать с концерта на срочную операцию.

— Типун тебе на язык, Танечка! — замахал руками Василий.

— Но ведь может такое случиться?

— Может… Но будем надеяться, не случится.

— И когда вы, доктора, ликвидируете все болезни, чтобы жил человек, не боясь всяких тифов, гриппа, гипертонии, а врачей не вызывали по вечерам в больницу, — полушутя заметила Татьяна.

— Далеко шагаешь, Танечка, очень далеко.

— Фантазирую о невозможном?