Сельский врач

— Просто врачу неловко не знать решения Пленума, а врачу — будущему коммунисту — непростительно!

Сейчас Василий нерешительно остановился перед большим домом, в котором жил профессор. Окна его кабинета были освещены чуть голубоватым светом — значит, профессор дома и работает при настольной лампе. Если бы не чемодан, Василий не стал бы заходить к Ефиму Гавриловичу, а ушел бы сейчас на вокзал и с первым попавшимся поездом уехал в Заречное…

«А трус ты все-таки порядочный, как я посмотрю», — упрекнул себя доктор и тяжело, будто с принуждением, зашагал на третий этаж по гулким каменным ступеням.

— Ага, наконец-то явился беглец. Где вы пропадали, Василий Сергеевич, я уж в клинику названивал, думал, туда вы забрели, — говорил профессор, сопровождая гостя в столовую.

Василий удачно отговорился: навещал старых знакомых, и это прозвучало правдой, потому что знакомых у него в городе было много.

Ужинали вдвоем. Раньше Василий никогда не чувствовал себя с профессором так стесненно, как сейчас. Ему все чудилось, что разговорчивый собеседник что-то не договаривает, в его голосе он улавливал какие-то холодноватые нотки, на которые прежде, наверное, не обращал внимания, и он решил: о рекомендации ни слова. Может быть, остаться на денек-другой в городе и обратиться за рекомендациями к другим знакомым коммунистам? Но тем, другим, он должен будет откровенно сообщить о нынешней беседе с Шубиным, и как они, те другие, отнесутся к ней?

После ужина Ефим Гаврилович пригласил Василия к себе в кабинет и неожиданно вручил ему две рекомендации, заверенные райкомом.

— Извините, Василий Сергеевич, немного задержал. Это моя, а эту вы просили у медсестры Шороховой. Она велела передать вам.

От радости Василий сперва даже растерялся, не зная, что сказать, потом ухватил сильную, холеную руку профессора и стал горячо благодарить.

— Спасибо, Ефим Гаврилович, только… — Василий замялся.

— Ну, ну, что «только», — подтолкнул его профессор.

— Откровенно признаюсь вам: меня вызывал Шубин…

— А, знаю. Он и со мной говорил. Там жалобы на вас… Читал я эти жалобы и не поверил. — Серые, умные глаза профессора с отеческой теплотой смотрели на молодого доктора. — Я всегда верил и теперь верю вам, — по-домашнему просто сказал Казанский.

В этот вечер они долго не ложились спать. Профессор показывал присланные сегодня из Москвы гранки своей новой книги об операциях на легких, познакомил с интересным содержанием болгарского медицинского журнала, в котором сам вот уже десяток лет сотрудничал, а потом снова заговорил о научной работе Василия.

— Я внимательно прочел ваш доклад «Хирургическая помощь в условиях сельской больницы», и мне кажется, что именно он может стать основой для хорошей и очень полезной книги, — продолжал профессор. — Понимаю, ничего нового вы не откроете, но иногда очень полезно повторить хорошо знакомое старое. Если вы расскажете о ваших больных — о Коле Брагине, о Клыкове, Кузнецове — вы сотворите большое дело…

Василий с удивлением посмотрел на профессора, а тот, улыбнувшись, добавил:

— Примечаю, не уловили мою мысль. А мысль у меня, Василий Сергеевич, такая: к сожалению, среди некоторых периферийных врачей появился неприятный симптом, который ваша Орловская очень удачно назвала  д и с п е т ч е р с т в о м. Чуть только что, сразу раздается звонок из сельской больницы — требуется немедленно самолет, есть тяжелый больной, ему нужна срочная операция, и обязательно эта «срочная» — сложная! Ничего не поделаешь, высылаем самолет, привозим больного и поручаем операцию студенту пятого курса, потому что заболевание оказалось не настолько уж серьезным, как говорил сельский доктор. Вся беда в том, что самому сельскому доктору возиться с больным не хочется: и ответственно, и беспокойно, куда удобней воспользоваться современной техникой и понадеяться на опыт областных специалистов. Слов нет, санитарная авиация работает у нас отлично, в любое время дня и ночи самолет взмывает в воздух и мчится на вызов. Это хорошо, это наше достижение. Но некоторые сельские врачи действительно превращаются в диспетчеров и забывают главное правило: врач должен лечить. Вот вы и покажете своей книжицей, что нужно и можно не бояться сложных случаев, что в любой маленькой больнице возможна большая медицина, я это подчеркиваю, Василий Сергеевич, б о л ь ш а я  м е д и ц и н а! Обещаю написать предисловие к вашей книге и уж, конечно, помочь издать ее незамедлительно.

Василий прежде как-то не задумывался над этим, он даже не предполагал, что его обычная и будничная работа в сельской больнице может дать материал, как выразился профессор, «для хорошей и полезной книги».

«А что если попробовать?» — вспыхнула мысль, но тут же погасла, как гаснет зажженная на ветру спичка. Василий вспомнил нынешний поход к Шубину, и сердце сжалось от боли. Шубин может исполнить свою угрозу и действительно «одним росчерком пера» убрать его, Василия, из Федоровской больницы…

Утром, провожая гостя на вокзал, профессор Казанский вдруг спохватился:

— Постойте, Василий Сергеевич, приберег я вам подарочек…