Что творится там, в больнице? Борис Михайлович, наверное, уже испробовал все доступные средства, а пульс у больного падает… падает… Василий скрипнул зубами от бессилия. Если бы не этот проклятый буран.
«Что же делать? — спрашивал он себя. — Кажется, пешком побежал бы в Федоровку».
Затрещал телефон.
«Федоровка», — мелькнула мысль у Василия.
Моргун ухватил трубку. Он тоже думал, что звонят из Федоровки.
— Слушаю. Да, да. Знаю, Аркадий Александрович, — глухо проговорил он. — Сейчас приду.
Моргун положил трубку и вскинул глаза на Василия.
— Звонил секретарь райкома. Он уже знает о больном и просит зайти.
— Разрешите и мне с вами, — попросил Василий.
— Идемте. Что-нибудь придумаем.
Аркадий Александрович Шульга, в белых валенках, в галифе и черной шерстяной гимнастерке, подпоясанный офицерским ремнем, стоял у окна, покачивая головою, словно осуждал не ко времени разбушевавшийся буран. Увидев врачей, он пошел к ним навстречу, пожал каждому руку.
— Что будем делать, Филипп Маркович? — тревожно спросил Шульга.
— Нужно думать, Аркадий Александрович, — неопределенно ответил Моргун и было заметно, что сам он еще ничего не придумал и ждет спасительного совета.
— Аркадий Александрович, — быстро начал Василий, — дело ясное: машины пройти не могут, на лошадях далеко не уедешь. Единственный выход — лыжи. Дорога мне хорошо знакома. К ночи я буду в Федоровке.
Шульга удивленно посмотрел на федоровского доктора, точно увидел его впервые.
— Слов нет, решение смелое, но вы знаете, доктор, что значит буран в степи да еще на ночь глядя? Одинокий лыжник и эта стихия. — бойцы разной силы.
— Но другого выхода нет. Человек без операции погибнет в больнице.
— Да, конечно, — скорбно подтвердил Шульга.
— Дойду! — уверенно заявил Василий.
— И что вы такое мелете, Василий Сергеевич, — напустился на него Моргун. — Это вам не в лесок пробежаться по знакомой лыжне, а сорок километров пути!
— Знаю, трудно, — спокойно ответил Василий. — Но врач должен сделать все для спасения больного.
«Молодец доктор», — подумал Шульга, а вслух произнес:
— Нет, товарищ Донцов, лыжи — не выход из положения.
— Почему, Аркадий Александрович? Я уверен в своих силах, — доказывал Василий.
— Уверены в своих силах, — с сомнением покачал головою Моргун и вдруг, осененный спасительной мыслью, воскликнул: — Аркадий Александрович, нужен трактор. В Зареченской автоколонне имеются новые машины — звери! Никакой буран им не страшен.
— Вот это другое дело, — обрадовался Шульга и, приветливо посмотрев на Василия, тихо добавил: — А то придумают — на лыжах. Трактор понадежней будет. — Он вызвал кого-то по телефону.
— Прокофий Семенович? Хочу просить у тебя трактор. В Федоровку. Да, да. Именно в такую погоду. Врача нужно срочно отвезти. Речь идет о жизни человека. Да, да, о жизни. Врач сейчас придет. Прошу, Прокофий Семенович, чтобы ни минуты задержки. Трактор самый надежный выдели и, главное, опытного тракториста. — Шульга положил трубку и обратился к Моргуну. — Ваша идея, Филипп Маркович, уже осуществляется. По-моему, вместе с товарищем Донцовым необходимо направить Галину Николаевну. Все-таки два хирурга, две головы.
— Как вы на это смотрите? — спросил Моргун у Василия.
— Операции при остром животе мне хорошо знакомы. Справлюсь один, — уверенно ответил он, и эта уверенность опять пришлась по сердцу секретарю райкома. Аркадий Александрович вышел из кабинета и через минуту вернулся с овчинным тулупом.
— Вот вам, товарищ Донцов, на дорожку. Мало ли что может случиться в пути.
— Спасибо. Нельзя ли как-нибудь предупредить Федоровку о моем выезде?
— Можно. Вызовем по радио Федоровскую МТС.
— Пусть передадут в больницу, чтобы там все было готово к операции.
Подавая Василию чемодан в кабину трактора, Моргун кричал:
— Василий Сергеевич, сообщите по радио исход операции!
Но гул мотора и рев разъяренного ветра заглушали его голос.
К удивлению Василия трактористом оказался его бывший пациент Кузнецов. На нем засаленный полушубок, ватные штаны, забрызганные мазутом серые валенки, заячья шапка-ушанка. Увидев доктора, парень широко заулыбался:
— Здравствуйте, Василий Сергеевич! — прокричал он.
— Здорово, Миша! Ну как?
— Порядок в автомобильных частях!
— Трогай!
Трактор уверенно пополз навстречу непроглядной молочно-белой мгле.
— Значит, летом на автомашине, а зимой на тракторе! — сказал Василий, наблюдая, как ловко парень орудует рычагами.
— Точно, Василий Сергеевич, — отозвался тот, не отрывая глаз от лобового стекла. — Зимою у нас машины ходят мало: дороги занесло, и сидит шоферня без дела, как сурки в норах. А без работы какая жизнь…
Кабину со всех сторон окутывало снегом, и Василию порою казалось, что дальше нет пути, но Кузнецов по каким-то известным только ему ориентирам, уверенно вел послушную машину.
Василий взглянул на часы — проехали не больше двадцати минут, а ему чудилось, будто целую вечность плывет он в этой непроглядной снежной мгле. Белые вихри остервенело налетали на стекла, точно хотели раздавить их, чтобы ворваться в теплое пристанище людей, появившихся на степной дороге.