Сельский врач

Василий отыскал Мишу Кузнецова в амбулатории и пригласил его к себе на ночлег. Миша сдержанно поблагодарил и взглянул на Веру. Вера опустила глаза. Было заметно, что они уже что-то решили, но сказать врачу боятся.

— А мы, Василий Сергеевич, постелили ему в коридоре за печкой, тепло там, — вызвалась тетя Даша.

Василий взглянул на смущенную Веру, на Мишу, улыбнулся и подумал:

«Ну что с ними поделаешь…».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1

В эту ночь Иринка не спала. Днем она узнала, что Василий Сергеевич выехал из Заречного к тяжелому больному, и хотя на улице бесилась вьюга, Иринка верила: он приедет, обязательно приедет, потому что он сильный, самый сильный. И он приехал на тракторе. Вот здорово! Утопая в снегу, Иринка пробралась к окну и заглянула в операционную. Василий Сергеевич оперировал. Потом она прибежала домой и вот уже, наверное, часа три подряд на шестке шипел примус: ужин должен быть горячим, чай тоже горячим…

Дома Иринка хозяйничала одна. Бабушка еще вчера уехала в Успенку, и, как видно, задержал ее буран. Ух, какой буран! Нравился он Иринке. Вот если бы и она вместе с Василием Сергеевичем пробиралась по дороге в такую погоду из Заречного. Здорово было бы! И он увидел бы, что она ничего не боится!

Иринка посматривала на часы и ждала, ждала. И вдруг — стук. Она птицей порхнула в сенцы и с замирающим сердцем спросила:

— Кто там?

Хотя знала — это он.

— Открой, Иринка!

Она впустила Василия Сергеевича в избу. Раньше перед зеркалом Иринка тренировалась, какое у нее должно быть лицо при встрече. Девушка не может проявлять бурно свою радость, чтобы никто и ничего не подумал. Но сейчас она забыла об этом и сияющими глазами смотрела на засыпанного снегом Василия Сергеевича.

Потом она угощала его горячим ужином, горячим чаем.

— Ты посмотри, что я привез, — он показал ей фотографию. Дочь профессора сняла их в кабинете — Василия и Казанского.

— Ой, какой симпатичный профессор, прямо как доктор Айболит, — рассмеялась Иринка. — А вы… — но она в смущении запнулась.

— Ну, ну, говори, а какой я? — улыбнулся он.

— У меня есть рамка, вложим карточку и поставим к вам на стол, — уклонилась девушка от ответа.

— Зачем?

— В комнате нет ни одной вашей фотографии, я закажу Юрию ваш портрет, и мы повесим его рядом с Пироговым.

— Не смеши, Иринка.

— И ничего нет смешного. Пирогов хирург, и вы тоже. Вот я читала книгу про Пирогова, так у него после операций много больных умирало, а ваши все живут.

Василий взглянул на портрет знаменитого хирурга и серьезно ответил:

— Он — гений. Больные умирали не по его вине, — наука была тогда несовершенной. Хирурги многого не знали, но все-таки для своего времени Пирогов чудеса творил.

— А может быть, и вас когда-нибудь гением назовут.

— Иди-ка ты лучше спать, поздно уже, — посоветовал ей Василий, а сам решил написать профессору.

«Сегодня я оперировал больного с заворотом, — писал он. — И знаете, Ефим Гаврилович, я торопился поскорее вскрыть брюшную полость, потому что было какое-то сомнение в диагнозе, но операция рассеяла мои страхи, и больной теперь чувствует себя вполне удовлетворительно»…

Василий вздрогнул от резкого стука в окно и расслышал голос «Скорей в больницу». Он бросил недописанное письмо, схватил пальто, шапку и побежал на вызов.

Температура у Клыкова поднялась до сорока градусов. Лицо было бледным, страдальчески перекошенным, в глазах лихорадочный блеск и страх, живот твердый, как доска.

Василия бросало го в жар, то в холод. В первое мгновение он растерялся и не знал, что делать. Ничего подобного не доводилось ему видеть раньше. Обычно после операции люди жаловались на небольшую боль в ране, но состояние их с каждым часом улучшалось… А здесь? Признаки острого живота стали ярче и грознее…

— Пригласите Луговскую, — распорядился он и снова, не зная зачем, стал считать пульс у Клыкова.

«Перитонит… да, да у больного сейчас перитонит, но откуда… может быть, во время операции он неосторожно распорол кишку? Может быть, зашил в ране тампон или зажим?» — Василий мучительно бился над решением этой сложной задачи, а время шло, и Клыков стонал от мучительной боли.

Прибежала запыхавшаяся Клавдия Николаевна.

— Тампоны пересчитали? — с тревогой спросил он.

— Да, Василий Сергеевич, и тампоны, и инструментарий — все пересчитывала, — ответила она, не понимая, зачем понадобились такие сведения.

Василий снова расспрашивал Клыкова, как и когда началось заболевание. Тот отвечал с трудом. Одна его фраза, брошенная как бы невзначай, поразила Василия.

— Сразу… как… ножом… пырнули…