Сельский врач

Василий волновался. Он даже забыл о приказе Шубина, сейчас было не до приказа, сейчас он увидит, убедится, прав ли был, помогло ли Ване его лечение. А вдруг нет? А вдруг стопы останутся такими же, как и были, — косолапыми? Значит, напрасно Ваня столько времени пролежал в больнице…

«Ничего, доктор, завтра ты уедешь из Федоровки и никогда больше не войдешь в эту палату, никогда не увидишь Ваню и краснеть тебе не перед кем. Позлословят здесь люди — был, дескать, такой доктор, пытался он исправить «богово творение», да ничего не вышло… А потом забудут, очень скоро забудут…

— Василий Сергеевич, вот ножницы, — послышался голос Веры.

Василий встрепенулся, отогнал прочь докучливые мысли.

— Ну, Ваня, снимем твои сапожки и побежишь…

Умные глазенки мальчика вспыхнули голубыми огоньками. Он с надеждой и глубокой верой следил за руками доктора. Докторские руки умело разрезали большими ножницами чуть смоченный гипс. Белое крошево сыпалось на докторский халат.

Василием владело нетерпение. Ему поскорей хотелось видеть стопы Вани. Какими стали они, эти детские ступни? Сможет ли он бегать?

Разрезанный гипсовый сапожок отвалился, и Василий увидел стопу. Сердце его так быстро и напористо колотилось в груди, что, казалось, оно вот-вот прорвет белое полотно халата.

Ванина стопа была нормальной, как у всех…

«А вторая, как вторая?» — и снова колотилось в груди сердце, готовое прорвать полотно халата, снова сыпалось белое крошево гипса и хрустели ножницы.

И вторая стопа теперь была нормальной, как у всех!

«А сможет ли он ходить?» — Василий поглаживал бледные, теплые ступни Вани и боялся сказать ему — вставай.

— Вставай, Ваня, — шепотом попросил он.

Но мальчик не двинулся с места.

— Вставай, не бойся, — опять шепотом попросил Василий.

— Вставай, дурачок, вставай, — послышался голос Кузьмы Илларионовича.

— Ну, ну, смелее, — подбадривали товарищи по палате, и Василий вдруг заметил, что все больные, видимо, и раньше следили за ним, а теперь встали и окружили койку.

— Не бойся, Ванюша, не бойся, миленький, — ласково умолял Кузьма Илларионович.

Ваня недоверчиво смотрел по сторонам, потом взглянул на свои ноги. Не привык он видеть их такими.

Василий обнял Ваню, приподнял и хотел было поставить на пол, но мальчик ухватился за его шею и повис.

— Разве мы так договаривались? А помнишь, говорил, я сразу побегу.

Ваня осторожно встал, осторожно шагнул раз, другой. Ноги крепко держали его, и вдруг ему захотелось шмыгнуть в открытую дверь и впервые в жизни припуститься бегом по больничному коридору. Василий вовремя ухватил его за длинную рубашку.

— Рано, Ванюша, бегать, рано, — взволнованно сказал он, а самому хотелось помчаться наперегонки с мальчиком.

— Здоров! Ей-богу, здоров! Вот что значит наука! — восхищенно воскликнул один из больных.

— Человек, а не наука, — убежденно возразил соседу Кузьма Илларионович. — Эх, Василий Сергеевич, не руки у вас — золото! Ноги у парня, как новые. Ты, Ванюша, всю жизнь благодарить должен Василия Сергеевича.

— Какая там благодарность, — отмахнулся Василий, и сердце его было до краев переполнено светлой радостью.

В палату вошли трое — Корней Лукич, Шпагин и незнакомый Василию мужчина в наброшенном на плечи халате.

Увидев Шпагина, Ваня без стеснения закричал на всю палату:

— Дедушка!

— Ну, здравствуй, вну́чек, здравствуй, милый. Вот и приехал я и прямо к тебе в больницу.

— Ты уже совсем выздоровел? — спросил Ваня.

— Совсем, вну́чек, а как же, совсем…

— И я тоже, дедушка, и я! — воскликнул мальчик и сбросил с ног одеяло. — Вот, посмотри, какие у меня ноги. Я теперь бегать могу!

Шпагин гладил шершавыми пальцами ноги внука. Усы и жидкая бороденка его были в слезах.

— Вот отец твой, папа, — Шпагин указал рукой на незнакомого Ване мужчину. Мальчик никогда не видел своего отца. Бабушка Марфа всегда говорила ему: «Отец твой в гиене огненной в смоле кипит, бесы его за грехи наказывают». Ваня сперва верил бабушкиным сказкам, а когда подрос, узнал от дедушки правду: отец его работает в городе на заводе токарем.

Ваня представлял отца совершенно не таким, как этот незнакомый дядя.

— Здравствуй, сынок, — сказал Филька Шпагин.

— Ну, поздоровайся, поздоровайся с папой, — ласково подтолкнул внука Шпагин.

— Здравствуйте, — чуть слышно произнес Ваня.

Василий стоял в сторонке и слышал, как Ваня все доверчивей и доверчивей говорил с отцом, видел, как радовались голубые глазенки мальчика, и гнев на старую Кудряшиху сдавил сердце Василия. Вот такие Кудряшихи разлучают любимых с любимыми, отцов с сыновьями. Но, быть может, все уладится в семье Кудряшевых. Он верил в это…

— Видите, Василий Сергеевич, кровь-то одна, потянулись они друг к другу, полюбил Ваня Фильку-то, полюбил, — растроганно говорил старик Шпагин.

— Ну вот, старина, есть у тебя предлог должок с меня получить, — весело проговорил Корней Лукич.

— Эх, Корней Лукич, — вздохнул тот, — категорически врачи запретили после операции, отпился, значит, не должник ты мой больше. Теперь вроде как я сам должником стал у Василия Сергеевича за внука…