Сельский врач

Антонов теперь не сомневался: скоро свадьба. Он уже заказал в зареченской мастерской свадебный темный костюм, составил список гостей на свадьбу.

«Свадьбу закатим на весь район», — с радостью соглашался Тобольцев.

Сейчас Антонов подхватил Татьяну под руку и подвел к сейфу.

— Я покажу тебе, Танюша, что-то необыкновенное, — заговорщическим шепотом сказал он.

Татьяна заинтересовалась.

Антонов открыл тяжелую дверцу сейфа.

— Видишь, новые бланки «Брачных свидетельств»… Только вчера получили. Один из них наш…

Татьяна отошла от сейфа, прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу.

— Ты знаешь, Дмитрий, — не поворачиваясь, начала она, — я люблю тебя, очень, очень люблю как хорошего друга, как отличного товарища, и я всегда буду любить тебя. Но, чтобы выйти замуж, нужна другая любовь, совсем, совсем другая…

Антонов хлопнул дверцей сейфа.

— Таня, что ты говоришь! — с отчаянием крикнул он. — Ведь Донцов уезжает!

— Да, уезжает, но он вернется сюда, обязательно вернется.

— Глупости говоришь, Танюша. Одумайся, я не могу без тебя…

— Нет, Дмитрий, нужна другая любовь…

Антонов понимал: эта «другая любовь» у Татьяны к доктору, и пусть разлука суждена ей сегодня, Татьяна будет ждать, и пусть даже Донцов уедет на край света она, не задумываясь, помчится за ним…

3

На партийное собрание Моргун опоздал. В просторном кабинете Антонова уже шло оживленное обсуждение первого вопроса повестки дня: «Прием врача Донцова в члены КПСС». Филипп Маркович отыскал глазами свободный стул.

Выступал главврач Лапин.

— Я хочу поставить в известность коммунистов нашей партийной организации, что приказом областного отдела народного здравоохранения врач Донцов, к сожалению, отстранен, от работы.

В ответ на эти слова послышались возгласы удивления.

— Не может быть.

— За что?

— Я вижу, — воинственно продолжал Борис Михайлович, — некоторые товарищи удивлены. Откровенно говоря, я тоже до некоторой степени удивлен приказом, однако понимаю — начальству сверху видней, в облздраве свои расчеты.

Лапин чувствовал, что говорит убедительно и неопровержимо. Он скосил глаза на доктора Донцова, сидевшего в первом ряду, и внутренне ухмыльнулся: «Вот, вот, послушай, Донцов, что я скажу о тебе… Ты не хотел жить в мире, фельетончики пописывал, думал быть самым честным и непорочным, но забыл, что рядом с тобою люди… И оказался белой вороной, которую клюют свои же птахи… И тебя заклюют. Вот сейчас стоит мне только внести предложение — воздержаться от приема в партию или даже исключить из кандидатов, и люди поддержат меня, потому что ты в их глазах снятый с работы, а кто осмелится поднять руку за снятого? Но я зла не таю, и так все ясно», — приблизительно такие мысли пронеслись в голове Бориса Михайловича, а вслух он продолжал:

— Я не хочу от вас, товарищи, скрывать мотивировку приказа облздрава. Товарищ Донцов отстранен как несправившийся с работой в больнице.

— Как же так не справлялся? — воскликнула Брагина. — Живой сын у меня свидетель.

Борис Михайлович снисходительно усмехнулся.

— Товарищ Брагина призывает в свидетели своего сына, а почему бы не призвать в такие же свидетели покойного Клыкова, который умер на операционном столе? Не в свидетелях дело, товарищи. Мы, коммунисты, должны смотреть правде в глаза, партия учит нас быть всегда поборниками деловой критики недостатков и в любом деле проявлять чувство партийной ответственности. Что касается доктора Донцова, то коллектив больницы и я, как главный врач, старались по мере сил и возможностей помочь товарищу Донцову. Но, видимо, помощь наша оказалась недостаточной, и мы это признаем. Товарищ Донцов — молодой врач, у него еще мало опыта для самостоятельной хирургической работы. Сегодня товарищ Донцов не справился, а через годик-другой, поработав под руководством опытных хирургов, он, безусловно, встанет к операционному столу и будет трудиться на благо народа. Человек он способный.

— Товарищ Лапин, а какое ваше конкретное предложение о приеме товарища Донцова в члены партии? — спросил Грушко.

— Я думаю, наше собрание правильно решит этот вопрос, — с легким поклоном ответил Борис Михайлович.

Моргун еле сдерживал себя. Ему хотелось вскочить с места и дать отповедь Лапину.

«Ну и демагог, ну и далеко же метит этот интриган», — со злостью думал Филипп Маркович.

Слова попросил заведующий колхозным складом — юркий, щуплый мужичонка с пустым рукавом. С доктором Донцовым у заведующего складом были свои счеты, и он до сих пор не мог простить штрафа на пятьдесят трудодней за беспорядки на складе, обнаруженные доктором.

— Мы, товарищи, сегодня решаем — принимать товарища Донцова в наши ряды или не принимать. И вот я ставлю вопрос ребром. Товарищи, можем ли мы принять товарища Донцова? Мы принимаем в партию, а его с работы уволили. Это факт. А мы в партию должны принимать лучших из лучших, которые достойны по своей работе и так далее. Если снят с работы, значит, дело ясное, то есть наше собрание должно воздержаться. А как же иначе?