Сельский врач

— Эх ты, беспокойная твоя душа, — сказала Татьяна. — Я не призываю тебя к смирению, но прежде чем обвинить человека, ты должен знать, каков он. Ты, например, совсем не понимаешь Антонова, ты даже представить себе не можешь, какой он милый, отзывчивый, хороший…

Слушая Татьяну, Василий вдруг почувствовал себя чужим, а эти свидания казались ему совсем напрасными. Она словно для того встречалась с ним, чтобы похвалить Антонова, чтобы рассказать о нем. Каждый раз, когда речь заходила о прошлом Тани, героем ее рассказов был Дмитрий Антонов — когда-то они вместе собирали грибы в Лосевой роще, ходили с Корнеем Лукичом за лекарственными травами на луг к Попову дереву… Каждое ее воспоминание было связано с Дмитрием…

«Любит она его», — с горечью заключил Василий.

За спиною послышались чьи-то шаги, потом раздался звонкий девичий голос:

— Василий Сергеевич! Вы здесь? В больницу вас вызывают!

— Сейчас иду, — с сожалением откликнулся он.

Василию не хотелось расставаться с Татьяной, а нужно: в больнице ждет какая-то работа, кто-то опять нуждается в его помощи.

— Тебя, наверно, долго искали, — виновато сказала Татьяна.

— Не думаю, — ответил он, ускоряя шаги.

Татьяна некоторое время шла молча, а потом неожиданно расхохоталась:

— Наконец-то дошло, теперь понимаю, почему ты избрал для прогулок одну дорожку. В больнице должны знать, где ты. Правда?

— Нет, нет, Таня, — смутился он.

Ему неловко было признаваться, что он сообщил в больнице, где будет вечером, но с кем? Об этом Василий Сергеевич не говорил ни слова.

Впрочем, всезнайки сестры и не интересовались, они и без того прекрасно были осведомлены обо всех сердечных делах доктора Донцова.

— Прости, Таня, я действительно сказал дежурной сестре, где буду вечером.

— Я догадалась.

— И считаешь меня чудаком?

— Что ты, наоборот, правильно делаешь. Работа прежде всего. До свиданья.

3

Всю дорогу Татьяну душил смех. Стоило ей только представить себе, как Василий, отправляясь к ней на свидание, деловито инструктирует дежурную сестру, где искать его в случае необходимости, — она тихонько смеялась. И в самом деле смешно! Теперь она понимала, почему он всегда бывал таким несговорчивым и упрямо стоял на своем, отказываясь от самых, казалось бы, заманчивых ее предложений. Однажды вечером она пригласила его покататься на лодке. Он отказался и, видимо, потому, что не предупредил дежурную сестру. Конечно, они могли уплыть бог знает куда, и посланная за хирургом санитарка не могла бы отыскать его.

— Таня, — позвал ее кто-то.

Тобольцева вздрогнула от неожиданности, но, увидев Антонова, с упреком бросила:

— Как ты напугал меня, Дмитрий.

— Я хочу поговорить с тобой, Таня.

— О чем, Дмитрий?

— Конечно, не о ремонте школы.

— А может, все-таки о ремонте поговорим.

— Ты изменилась, ты очень изменилась за последнее время.

— Похорошела или подурнела?

— Не внешне, внутренне изменилась.

— Я что-то не примечаю.

— Ты многого теперь не замечаешь, — с грустью сказал Антонов. — Вспомни наше детство, нашу юность, они всегда шли рядом. Неужели все, что было, можно забыть? Скажи, ты действительно любишь его? — внезапно спросил он, и в этом вопросе звучали и боль, и надежда услышать желанное «нет».

— О ком ты говоришь, Дмитрий?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Ты не умеешь лукавить, я это знаю.

Татьяна слушала рассеянно, будто не к ней относились эти слова.

«А что сейчас делает Василий?» — мелькнуло у нее в голове. «Наверное, опять в операционной и опять спасает чью-нибудь жизнь… Он в халате — строгий, недоступный, он, как чародей… Да, да, как чародей, а сам этого не понимает. Жаль: мало среди врачей романтиков, делают великое, а говорить об этом не любят и не умеют… Василий тоже не любит и не умеет рассказывать… «Рядовая операция»… или «обычный случай», — раздумывала Татьяна. Ей всегда за этими «рядовыми операциями» и «обычными случаями» виделся подвиг человека в белом халате. Сейчас ей хотелось побежать туда, к больнице, встать невидимой у освещенных окон операционной и смотреть сквозь стекла на него, Василия, мысленно быть с ним рядом, прийти на помощь в нужную минуту, подбодрить взглядом…

— Но я не верю, Таня, понимаешь, не верю, чтобы ты вдруг потеряла голову и увлеклась каким-то посторонним человеком, — горячо продолжал Антонов. — Пойми, Таня, сегодня Донцов работает в нашей больнице, завтра переведут его в другое село и он так же будет работать, забыв о нашей Федоровке. Что она для него? — населенный пункт. А мы, мы не можем забыть, мы здесь родились, и все наше здесь, родное до конца дней. Нашими трудами будет хорошеть родное село. — Он крепко сжимал ее руку и говорил отрывисто, как будто хотел, чтобы каждое слово глубже врезалось в ее сознание.

«Да что они, сговорились с отцом, что ли? — с удивлением подумала Тобольцева. — Один говорит — Донцов здесь временно, уедет, другой тоже говорит — уедет, забудет… А что вы скажете, если Василий останется в Федоровке на всю жизнь, если Федоровка станет для него самым дорогим уголком на земле — родиной его детей», — в мыслях спорила Татьяна с отцом и Антоновым.