Сельский врач

Борис Михайлович проснулся от настойчивого треска будильника. Он с неохотой вылез из-под одеяла, протер кулаками заспанные глаза и, свесив с кровати голые волосатые ноги, завистливо покосился на сладко спавшую жену. На какое-то мгновение им овладело желание вновь нырнуть под одеяло, но вспомнилось, что в шесть утра от конторы, МТС уходит легковая машина в Заречное.

— Ехать, обязательно ехать, — вслух проговорил Борис Михайлович, словно убеждая кого-то в непреклонности своего решения. На эту поездку он возлагал большие надежды: у него заранее все было учтено и продумано…

Он торопливо оделся, наспех съел холодный завтрак, с вечера приготовленный женою, надел плащ и вышел на улицу.

Утро выдалось хмурое, ветреное, над селом медленно, будто груженные чем-то тяжелым, ползли свинцово-серые тучи.

Борис Михайлович поежился от неприятной утренней прохлады, поглубже натянул на голову фетровую шляпу.

…В Заречное приехали в половине восьмого. Моросил мелкий, точно сквозь сито просеянный дождь, К ногам липла густая клейкая грязь.

Время было раннее, и Борис Михайлович понимал, что в такой час Моргуна в больнице, конечно, нет, а значит, идти туда бесполезно. Он позвонил по единственному в райцентре телефону-автомату на квартиру к Моргуну, и его подстерегла первая неудача: жена Моргуна сообщила, что Филипп Маркович вчера в полдень уехал по колхозам и вернется только завтра.

«И нужно было ему именно сейчас отсутствовать, — неприязненно подумал Борис Михайлович, зная, что без районного главврача ничего не решит. — А что, если зайти в райком к Аркадию Александровичу? Собственно говоря, можно начать с секретаря райкома, а потом договориться по телефону с Моргуном», — рассудил он, радуясь, что в голову пришла такая мысль.

Не обращая внимания на дождь, Лапин слонялся по улицам райцентра, заглядывал в открытые уже продовольственные магазины, подолгу стоял у витрин, от буквы до буквы читал мокрые афиши областной филармонии, приезжавшей в Заречное с концертами, а ровно в девять утра появился в райкоме.

— Прихворнул наш хозяин, — сообщил Борису Михайловичу знакомый инструктор.

— В больнице лежит?

— Дома. Бюллетенит.

Вторая неудача… Все точно сговорились — один уехал, другой заболел. Раздосадованный Борис Михайлович вышел из райкома, постоял с минуту на крылечке, не зная, что делать. Не приезжать же ему еще раз в район, все должно решиться сегодня!..

«Может быть, пойти на квартиру к секретарю райкома? Удобно ли? Да какое может быть неудобство, если я зайду как врач», — рассуждал Борис Михайлович…

Увидев нежданного гостя, Орловская удивилась и тут же спросила:

— Привезли больного?

— Нет, Галина Николаевна. Шел мимо, решил проведать. Слышал я, будто Аркадий Александрович приболел…

— Да. Привязалась ангина.

— Не бережете вы хозяина района.

— Попробуйте уберечь его, если ему ни дня, ни ночи, — со вздохом отвечала Орловская.

— Большому кораблю — большое плавание, — многозначительно проговорил Борис Михайлович. Он долго вытирал ноги, потом торжественно переступил порог. Войдя в комнату, придирчиво оглянул жилье «хозяина района», и на него как-то неприятно подействовала простота обстановки. Он думал встретить здесь ковры да бархат, а увидел простой буфет, раздвижной стол, покрытый ослепительной белизны скатертью и окруженный стульями, мягкий диван, обитый коричневым дерматином, на стене фотографии в рамках и увеличенный портрет молодого Аркадия Александровича в форме лейтенанта-танкиста.

— Промокли, Борис Михайлович, сейчас я вас чайком горячим угощу, — сказала Орловская.

— Галочка, с кем ты там любезничаешь? — послышался из соседней комнаты сипловатый голос.

— А вот сейчас увидишь, — откликнулась Орловская и жестом пригласила гостя в соседнюю комнату-спальню.

— Борис Михайлович! — обрадовался Шульга. — Вот это удружили, вот это забота о живом человеке, не успел заболеть, а доктора скопом! — весело говорил секретарь, крепко пожимая руку Лапину.

— Что это вы, Аркадий Александрович, болеть вздумали.

— И не говорите, дорогой доктор, так уж вышло, и болезнь как будто не серьезная, а вот попробуйте, докажите ей, — махнул он рукою в сторону жены, — уложила, как маленького, и кончен бал.

— С ангиной шутки плохи, постельный режим при лечении нужен, — мягко проговорил Борис Михайлович.

— Эге, все вы заодно, — улыбнулся Шульга. — Да ладно уж, что с вами поделаешь, полежу, подзаймусь самообразованием, художественную литературу всласть почитаю, а то поотстал малость.

Кроме двух кроватей, в спальне стоял широкий, с застекленными створками, книжный шкаф, в углу, у самого окна, расположился небольшой письменный стол с электрической лампой-грибком. Книги здесь были всюду: в набитом до отказа шкафу, на столе, на подоконнике, на стульях. Чувствовалось, что хозяева — большие книголюбы.

— Да, Борис Михайлович, разрешите от души поздравить вас. Читал очерк, видел в газете ваш портрет, — сказал Шульга.

Лапин просиял. Сердце его учащенно забилось: значит, «хозяин района» уже знает. Борис Михайлович с благодарностью взглянул сейчас на Орловскую, уверенный, что газету в дом принесла она.