— Иди, иди, Марфа, без тебя председатель разберется, — сказал Корней Лукич. Он, Клавдия Николаевна и тетя Даша с трудом выдворили из больницы крикливую старуху.
— Чехарда у вас получается, доктор, — недовольно бросил Антонов.
— Я этого не замечаю, председатель, — ответил Василий.
— Почему не пускаете Кудряшеву к внуку?
— Ей у него делать нечего.
— Знаете, доктор, вы слишком самоуверенны.
— В меру сил и возможностей. Впрочем, у нас есть главврач, к нему обращайтесь. Извините, меня ждут больные.
Антонов проводил доктора злым взглядом и направился к главврачу.
— Верно, верно, Дмитрий Дмитриевич, шум из-за этого Донцова. Я вам больше скажу: Донцов берется не за свое дело. Ивана Кудряшева нужно было бы отправить в ортопедическую клинику, к специалистам, а Донцов сам практикует. Вот и шум, вот и жалобы. Жалобы-то на весь коллектив падают, — со вздохом говорил Борис Михайлович.
— Партийному бюро следует поинтересоваться поведением Донцова.
— Точно, Дмитрий Дмитриевич, давно следует, — подтвердил главврач.
…Василий до вечера задержался в больнице и встретил здесь Татьяну, приходившую к Ване Кудряшеву. Они вместе отправились в палату. Если к Ване являлся учитель, догадливые больные выходили в коридор, чтобы не мешать занятиям. Сюда, в Ванину палату, Василий старался не помещать тяжелых больных.
— Ну, Ваня, напишем сегодня диктант, — сказала Тобольцева.
— Татьяна Семеновна, разрешите и мне писать, чтобы не скучно было Ване, — попросил Василий.
Она разрешила. Потом они вдвоем проверяли в ординаторской работу ученика и вместе радовались Ваниной пятерке. Забота о здоровье Вани Кудряшева, о его успехах в учении еще больше сблизила Василия и Татьяну.
— А теперь проверим твой диктант. Двойку тебе я поставлю с удовольствием, — говорила Татьяна и удивилась: доктор тоже написал на пятерку.
— Вот не ожидала! — воскликнула она. — Ты, оказывается, молодец.
Домой возвращались вместе. Они долго бродили по улицам села, много смеялись, подтрунивая друг над другом. Василий вдруг понял, что напрасно тревожился: Татьяна относится к нему по-прежнему, и та грязная анонимка давно забыта…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Василий Сергеевич, посмотрите, что делается на улице! — однажды утром крикнула Иринка.
— Что ты, непутевая, — замахала руками стоявшая у печи бабушка, — раскричалась, ровно угорелая. Человек спит еще, а ты ни свет, ни заря…
— Что случилось, Иринка? — отозвался из своей комнаты Василий.
— Сколько снегу навалило! Все кругом запорошило! — радостно продекламировала девушка, с улыбкой поглядывая на бабушку, и улыбка ее будто говорила: он очень рад услышать от меня эту новость.
Василий вышел из комнаты.
— Значит, зима?
— Зима, Василий Сергеевич! — подхватила Иринка и таким тоном, словно раньше никогда не бывало такого чуда.
— Зимушка наступила, оно и пора. Теперь дома умываться будете, хватит на реку бегать, — заметила Ивановна.
— А мы теперь на лыжах будем! Правда, Василий Сергеевич?
— Непременно. Посмотрю, какая ты лыжница. Хвалилась много.
— И совсем не хвалилась. А если хотите посмотреть, идемте сейчас.
— Батюшки мои, — всплеснула руками бабушка, — что выдумала.
— Нет, Иринка, снег еще не окреп, на лыжах рано.
— Ну и что же? А вы знаете, как хорошо по первому снегу! Кругом снежная целина, кругом ни одной лыжни, а ты идешь первой и прокладываешь след. Разве это плохо?
— Вот неугомонная, — с ласковой укоризной говорила Ивановна, — и в кого пошла такая. Ты вон в школу след прокладывай, да не опоздай смотри.
— Сегодня опаздывать нельзя, у нас праздник всего класса.
— Какое-нибудь важное событие? — поинтересовался Василий.
— У Татьяны Семеновны день рождения.
Василий знал это. Как-то вечером, возвращаясь из кино, Тобольцева сказала о своем дне рождения, и он тогда в шутку пообещал преподнести ей самый дорогой подарок, какой только может обнаружиться в магазинах Зареченского района. Татьяна не осталась в долгу и тоже отшутилась, посоветовав не тратить на подарок годовую зарплату врача.
Иринка убежала в школу. Когда Василий вышел на улицу, в глаза ударила чистая, какая-то праздничная белизна. Искрился, сверкал, поблескивал в лучах утреннего солнца первый снег. Улица была белой, приветливой, на крышах колхозных строений белые шапки, над трубами вился белыми хлопьями дым, высоко поднимаясь в чистое синее небо.
А больничный сад? Он стал неузнаваем, он будто расцвел за ночь серебристо-белым цветом. Каждая веточка была щедро усыпана сверкающим инеем.
«Это все для Тани, даже природа отмечает ее день рождения», — промелькнуло в голове Василия.
После амбулаторного приема Василий отправился на колхозную ферму — партийное бюро поручило ему провести беседу с доярками о Куйбышевской ГЭС.