— Всякому невезению можно помочь, — с улыбкой ответила Маша. — Видимо, кончились папиросы? Так вы не беспокойтесь, днем прибегала Иринка и взяла десять пачек «Беломора», — сообщила она, и в ее голосе можно было расслышать: удивляюсь, почему других посылаете в магазин, а сами зайти не решаетесь…
— Не папиросы мне нужны.
Маша окинула доктора недоумевающим взглядом.
— А что же вам нужно? — И вдруг лукаво проговорила: — А, понимаю, понимаю. Эх, вы, мужчины, и кто вас только выдумал… — Улыбаясь, она приблизилась к нему и горячим шепотком добавила: — У меня дома кое-что хранится на всякий пожарный… даже коньячок имеется три звездочки. Идемте.
Василий не тронулся с места. У него даже мелькнула мысль побежать к завхозу да попросить лошадь, чтобы съездить в магазин соседнего села, но время было позднее.
— Мне хотелось бы кое-что купить, — проронил он.
— Ну что ж, для вас и магазин открыть не долго.
— Правда? — обрадовался он. — Я вам буду очень благодарен.
— И при удобном случае приведете сюда Моргуна и оштрафуете на сто рублей, — съязвила Маша.
Отворив дверь, она пропустила доктора в магазин. Там было темно и холодно. Сквозь неплотно закрытые ставни едва пробивался скупой свет зимних сумерек.
Даже в полумраке Василий видел, как лихорадочно заблестели цыганские Машины глаза.
— Что ж вы, Василий Сергеевич, ни ответа, ни привета… Я вам передавала записки. Или не читали?
— Читал. Но об этом не нужно.
— Вот как? Разве я хуже Татьяны? Хуже? Да? Чем?
— Я пришел к вам как покупатель…
В дверь кто-то постучал и сразу же послышался скрипучий старческий голос:
— Марусь, а Марусь, отвори на минутку, сольцы взять хочу, вышла у меня соль-то…
— Закрыт магазин, — зло ответила продавщица.
— Вижу, что закрыт, а только сольцы, Марусь, ни крошки дома не осталось. Ты уж, Марусь, уважь.
Маша зажгла свет и ухватила Василия за руку.
— Идите вон туда в кладовку, — шепотом приказала она.
В кладовке было совсем темно и сыро. Пахло кожей, селедкой и мылом.
«Прячусь, как неудачный любовник», — с негодованием подумал Василий и ему стало так противно и стыдно, что он готов был вырвать решетку, что чуть виднелась на крохотном окне кладовки, и броситься прочь отсюда…
— А я смотрю в окошко, закрываешь магазин-то, а потом глядь, на счастье доктор к тебе подходит, а то совсем без соли я осталась… — слышал Василий скрипучий голос.
— Не болтай ты своим помелом, — грубо оборвала Маша.
— А я что, я ничего, ничего не видела, ничего не знаю. Мне сольцы и только. Дело-то молодое…
— Ну ладно, ладно. Некогда мне. Получи сдачу.
Прислушиваясь к этому разговору, Василий кусал губы. И дернул же черт прятаться в этой проклятой кладовке, пойдет теперь по селу молва — продавщица прячет в магазине доктора…
Василий скрипнул зубами.
— Выходите, Василий Сергеевич, — послышался голос Маши.
Он вышел злой, покрасневший. А Маша улыбалась…
«И чего улыбается», — с яростью подумал он.
— Что прикажете, уважаемый товарищ покупатель, что вам подать, что завернуть? — игриво спрашивала Маша. Она, видимо, чувствовала себя отлично, и старуха-покупательница ничуть не смутила ее.
— Может быть, тоже сольцы, как Кудряшевой? — продолжала продавщица.
«Опять эта ябедная старуха Кудряшева… Ну теперь держись, доктор, пойдет гулять по Федоровке сплетня… Узнает Татьяна…» — с горечью раздумывал Василий.
По всей вероятности, Маша решила, что доктор явился к ней не за покупками, и расстегнула шубку. Ей было жарко от мысли, что Василий Сергеевич, о котором она столько передумала, пришел…
— Разрешите бутылку шампанского.
— Зачем? — удивилась Маша. — У меня дома все есть, все, понимаешь?
— Меня не интересует, что есть у вас дома. Дайте бутылку шампанского и… — Василий оглядывал магазин. Ему хотелось выбрать хороший подарок для Тани, но рядом стояла чего-то ждавшая продавщица, и он почти крикнул: — Вон того медвежонка и косынку…
— В гости собираетесь? К ней?
Василий промолчал.
— Конечно, она культурная, она образованная, у нее высшее образование… Когда-то с Антоновым трепалась, а теперь Антонов нехорош, к доктору пристраивается, — со злобой говорила Маша. Немного помолчав, она продолжала. — Что же ты, доктор, знаться со мной не хочешь? Но запомни, уходя, я так хлопаю дверью, что стекла сыплются. Смотри, не обрежься об эти стекла…
Василий потом сам удивлялся, как стерпел и не бросил в лицо этой Маше что-то злое, оскорбительное. Молча взяв покупки, он почти бегом бежал из магазина.
Третьего урока у Тобольцевой не было. Когда после звонка учительская опустела, о«а достала из портфеля оставшиеся непроверенными вчера вечером тетради, вооружилась авторучкой с красными чернилами. Впрочем, красные чернила почти не требовались: умницы-десятиклассники будто специально постарались обрадовать ее в день рождения своими успехами. Хотя Татьяна, как всегда, была скупа на отметки и проверяла сочинения учеников придирчиво, — на этот раз оказалось много пятерок, четверок и пока ни одной двойки!
Последней она взяла тетрадь. Иринки.