Сельский врач

— Оставь ты ее в покое, смола липучая, — вступилась мать. — Да он-то, может, посмелее десятерых таких, как ты.

— Видали таких смелых! Не пришел и хорошо сделал, показал бы я ему от ворот поворот.

— Грозилка грозит, а возилка возит.

Татьяна молча ушла к себе в спальню и еще долго слышала перебранку родителей. На душе у нее было неспокойно и тоскливо. Почему не пришел Василий? Он дал слово — что бы ни случилось, обязательно придет. Неужели отец прав — струсил? Нет, нет, это на него не похоже. Она уже знала о нынешнем столкновении отца с доктором, и ей понравилась настойчивость Василия, его непримиримость… Впрочем, какое имеет отношение деловой разговор к праздничной вечеринке?

Мельтешили перед глазами клочки бумаг — анонимки (она иногда продолжала получать их), плыли фиолетовые линии строчек Иринкиного письма, вспоминался нынешний разговор с Машей у колодца…

«А вдруг Василий не пришел потому, что задержался у продавщицы, а вдруг все — жестокая правда…» — подумала Татьяна и уткнулась лицом в подушку. Она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, она до боли закусила губы, сдавила руками голову, как будто удерживая рвущиеся наружу полынно-горькие девичьи мысли.

За окном послышался тихий скрип шагов. Кто-то ходил взад и вперед возле дома. Татьяна вскочила с постели, отдернула занавеску на окне и увидела запорошенного снегом Василия.

«Пришел… Пришел… Я знала, что он придет», — обрадовалась она и вдруг словно ледяной водой окатила ее другая мысль:

«Пришел? Но откуда? От кого он пришел к тебе?» Татьяна задернула занавеску и в нерешительности стояла у темного окна, не зная, что делать.

Василий осторожно постучал в окошко, а Татьяне почудилось, будто со звоном стекла посыпались.

«Не отзовусь… не выйду… не впущу…», — в мыслях твердила она и хотела метнуться от окна в постель, а ноги словно приросли.

«Никому не верь, только ему единственному», — пронеслось в голове.

Татьяна снова отдернула занавеску и горячим лбом прижалась к холодному стеклу.

— Сейчас, подожди, — жарко прошептала она. Потом торопливо оделась, тихо отворила дверь и вышла на улицу.

— Принеси два стакана, — попросил Василий.

— Ты с ума сошел!

— Товарищ именинница, прошу не возражать. Видишь? — он показал ей бутылку. — Хочу поздравить тебя с днем рождения. Этот белый снег будет нашим праздничным столом.

— Хочешь пооригинальничать?

— А почему бы и нет? Кто может запретить нам такую вольность? Скорей, Таня, я сгораю от нетерпения выпить за твое здоровье.

Ночь была тихая, светлая и удивительно теплая. Кружась над белой землей, поблескивали в лунном сиянии редкие снежинки.

Василий смахнул с лавочки снежную порошу.

— Место для именинницы готово.

— Ты, я вижу, отлично настроен.

— Да, да, Танечка, отлично. Я так спешил к тебе…

— Спешил?

— Опоздал? Извини, не моя вина. Вызывали в Успенку. Но теперь я не отпущу тебя до утра.

Бутылка могуче выстрелила. Василий наполнил стакан Татьяны, налил себе.

— За твое счастье, Танечка.

— Спасибо, — ответила она, чувствуя себя по-настоящему счастливой.

Василий воткнул бутылку и пустые стаканы в сугроб.

— Санки на прежнем месте? — спросил он.

— Да. А зачем тебе?

Не ответив, он скрылся за калиткой и вскоре появился на улице с санками.

— Хочу прокатить именинницу. Садись, Таня.

— Нет, нет, что ты… Поздно, — попыталась отговориться она.

— Совсем не поздно. До утра далеко… Тебе холодно? — Он распахнул свое пальто, обнял Татьяну, прижавшись щекой к ее горячей щеке. — Танечка, милая Танечка, самая лучшая, самая красивая, — нашептывал Василий. — если бы ты знала, если бы ты только знала…

— А что я должна знать? — чуть слышно спросила она.

— Как я люблю тебя…

— И я, слышишь? И я тоже… — ответила Татьяна и вдруг, вырвавшись из объятий, села на санки. — Вези только быстрей, чтобы ветер свистел в ушах.

— Держись! — крикнул он и помчался вдоль улицы. На него угрюмо глянули черные глазницы Машиного дома, промелькнул одинокий огонек в окне Антонова, но Василий ничего не видел. Подгоняемый звонким смехом Татьяны, он без устали бежал по утоптанной дороге и остановился только на краю села у самой больницы.

— Здорово? Правда? — спрашивал он.

Татьяна вскочила с санок.

— Любишь кататься, люби саночки возить. Теперь…

Но Василий не дал ей договорить, он целовал ее щеки, лоб, губы…

— Побежали на Рублевую гору, — предложила Татьяна.

— Боюсь…

— Почему?

— Помнишь, сама рассказывала, что на той горе когда-то Емельян Пугачев рубил головы богатым…

— Но мы не богатые.

— Богатые, Танечка… Я самый богатый человек в мире, потому что рядом ты.

Татьяна, смеясь, повалила его на санки и повезла. Он встал на колени, хотел что-то сказать, но она рывком ускорила бег, и Василий вывалился, барахтаясь в снегу.

Смеясь, она подбежала к нему.

— Ай, доктор, если бы увидели тебя твои пациенты…

— А тебя — твои ученики…

Они стояли рядом, смотрели друг другу в глаза и молчали.

…На следующий день Татьяна вошла в десятый класс и удивилась: все время Иринка сидела за первой партой, а нынче поменялась местами с подружкой и пряталась от взгляда учительницы за спиной Юрия.