– Ее – да, – не смог себе позволить заявить обратное Морьен, но добавил: – Но не ваши. Вам идет все, лишь бы это отражало ваши желания. И… если вы позволите, – он развернул девушку лицом к себе, – разумеется, для достоверности ситуации, – он наклонился к ней, – мне следует нарушить…
Ани не дала ему договорить. Положила ладонь ему на шею, притянула к себе и, поднявшись на носочки, коснулась губами кончика носа собеседника. Хмыкнула, довольная произведенным эффектом, и уточнила:
– Что-то такое, правильно?
– Почти, – усмехнулся пришедший в себя слуга и аккуратно, но настойчиво притянул девушку к себе, на сей раз обходясь без словесных прелюдий.
Когда Ани вернулась в общежитие, Доминика уже спала, свернувшись в комочек и положив голову на ладошку. Край одеяла свисал на пол, отчего в другой позе Доминика просто бы не сумела прикрыться полностью. Девушка заерзала, попыталась выпрямиться, но тут же поджала ноги, встретившись с ночной прохладой.
Ани хмыкнула. Послушное ее воле одеяло торопливо увеличилось, вырастая в размерах и ценности. Теперь вместо обычной тонкой студенческой кровати его можно было смело стелить в императорскую опочивальню. Доминика пробормотала что-то и выпрямилась, отворачиваясь к стене. Ани же вновь ушла на границу. Ей нужно было подумать.
Она миновала холл общежития, привычно кивнула вздрогнувшему от неожиданного для этих мест холодка Алиасу, торопливо оглянувшемуся и нахмурившемуся, вышла в парк… Ей всегда были рады в призрачной гавани, куда еще не успели сводить первокурсников, но намеревались, судя по разговорам призраков, исправить ситуацию на следующей неделе, но то было место для развлечения, для того чтобы забыть о проблемах и расслабиться, но никак не для неприятных мыслей.
Ани вошла в пустынный ныне главный корпус, поморщилась, ощущая, как разбегаются от нее местные обитатели. Все, кроме двоих, несшихся к ней со всех ног и вывалившихся из потолка. Им хватило одного взгляда, чтобы понятливо кивнуть и спиной вперед исчезнуть с ее глаз.
Она горько, совсем не похоже на саму себя, усмехнулась и поднялась к портрету. Застыла перед ним, вглядываясь в знакомые черты и вспоминая минувший вечер. В какой-то миг ей даже показалось, что она стала живой, столько тщательно гонимых чувств хлынуло к ней, столько желаний возникло, а она не стала прогонять. Ни свои чувства, ни Морьена. Не стала – и сейчас жалела об этом. Игрушка не должна была стать для нее настолько ценной, не должна была занять место другого. Того, кого она обещала себе никогда не забывать.
Портретов Аскольда не сохранилось. Не считать же за его изображение схематичные наброски с чужими лицами, что возникали на посвященных ей и тенях полотнах. Художники не могли видеть никого из них, потому в каждом храме имелось свое изображение, в корне отличающееся и от ее любимого воплощения, и от истинного облика слуг.
Ани вздохнула и коснулась лица портрета пальцами. Они ожидаемо скользнули сквозь него: никакие объекты мира смертных, кроме принесенных с собой, не были здесь реальны. Ани склонила голову, пытаясь ухватить мелькнувшую было мысль, и тут же сокрушенно покачала головой.
Нет. Она не хотела верить. Не хотела, но… косой взгляд на портрет заставил ее садануть кулаком по стене. Они были похожи. Не так, как похожи родители и дети, не так, как братья и сестры, но разрез глаз, лукавый прищур, скулы, чуть выдающийся подбородок.
Ани развернулась стремительно. Ее охватило одно лишь желание: покинуть это место. Она жаждала забыть о своей догадке, оставить ее в далеком прошлом, уничтожить все, что способно напомнить вновь.
Два потока силы хлынуло от нее в противоположные стороны. Один устремился наверх, к мучившему ее теперь портрету. Второй… Ани провалилась вслед за уходящим вниз пламенем. Пока оно не вышло в мир, пламя было безвредно для смертных, обжигая, или сжигая, как повезет, тех, кто не успел убраться с его пути здесь, на границе.
Ани перехватила поток в последний момент. За мгновение до того, как оно прорвалось и окутало негасимой пеленой… Морьена? Ани шагнула вперед, выходя в реальный мир. Уничтожила тут же сработавшие сигнальные артефакты… Ей не было дела до их ценности, не было дела и до тех, кто должен был сюда явиться, едва заслышав сигнал. Ани с удивлением и горьким осознанием смотрела на едва вздымающуюся грудь окруженного дюжиной стабилизирующих амулетов мужчину. Такого знакомого и чужого одновременно.
Она могла бы позвать его, чтобы убедиться, но губы не дрогнули. Она не могла предположить, как поведет себя слуга, увидев саму возможность покинуть ее. Ведь, раз его тело до сих пор дышит, путь назад для него открыт, достаточно найти выход из Лабиринта. Не тот, что ведет к Замку, а тот, через который он вошел.
«И он легко его найдет», – пришло осознание к Ани. Тот, кто из раза в раз высаживал для нее розы в самом отдаленном уголке Лабиринта, определенно знает его лучше остальных. Сколько ему потребуется времени, чтобы уйти? День, два, три?..