Семь дней до сакуры

Белая пышная масса сплошными пластами висела между небом и землёй. Вдали она была плотная, хоть лопатой копай, а вблизи распадалась на невесомые бело-розовые пряди и отдельные пушистые комки. Белое чудо скрывало полдомика Сумико и текло дальше, вздымалось над улочками и садиками Ёкамати, потом причудливыми застывшими потоками разливалось по долине и карабкалось в горы. Свет, отражённый от белого и розового, стал другим, и весь мир изменил окраску. На земле, на стенах домов лежали лиловатые отблески и причудливые тени. Казалось, что светится то, что никогда не светилось, – камни, трава, лица и ладони людей.

Да, везде были люди. Молоденькие девушки в кимоно сидели на маленьких циновках в позе «сейдза» – на коленках, с прямой спиной, как на гравюрах, и мечтательно глядели на цветущие ветви. Мужчины в парадной самурайской одежде тоже сидели на циновках со строгими выражениями лиц, говорящими: «Сакура сакурой, но долг превыше всего». Другие расположились целыми семьями, с детьми, с едой и напитками, они веселились и смеялись – негромко, чтобы не нарушить гармонию, чтобы у всех был праздник.

Инна и не заметила, когда она перешла границу и зашагала уже не по грязи торфяника, а по зелёной японской траве. Ей кланялись, с ней здоровались – ну и что, что демон, сакура всех уравнивает. Вот ведь демон, а тоже сакуру любит. Вон Сумико и Мияко-сан кланяются, вон, наверное, Касуга Нобуо рядом с ними, а может, и нет – ведь Инна его так и не видела. Вон ещё какие-то совершенно незнакомые люди, они улыбаются и рады, что ей, чужеземному демону, нравится их сакура.

– Мя-а-а-а!

Инна вздрогнула и подняла голову. Между цветущих ветвей, слившихся в плотную нездешнюю сущность, виднелся ярко-голубой кусочек неба. В небе, довольно низко, неловко летела большая серая кошка, растопырив лапы и хвост. Рядом летела кошка поменьше и кричала:

– Рули хвостом! Хвостом рули! Левее бери! Врежешься в сакуру, что я королеве скажу?

Инна засмеялась. Сакура цвела, и всё в мире было правильно.

Не глава девятнадцатая, а нечто вместо эпилога

Сообщение, которое пришло на Инкин телефон через две недели после её возвращения в Питер:

«Под рябиной лежит ветка криптомерии».

Обещанное приложение с Инкиными стихами

О самурае, свернувшем с прямого пути

Жил на свете самурай —
Скрюченные таби,
Он закусывал сакэ
Скрюченным васаби,
И под сакурой кривой
В скрюченном сумаи
Жил он летом и зимой,
Карму выпрямляя.
На рассвете он махал
Скрюченной катаной
(Это летом он скрестил
Штопор с ятаганом).
На закате он лепил
Скрюченные суши,
Ими нэкку он кормил —
Скрюченные уши.
Даже речка для него
В узел закрутилась,
Даже Фудзи для него
Набок покосилась.
Если влево он хотел,
То шагал направо…
Так бывает, коль у вас
Скрюченное дао!

Четыре самурая, или Японский «Теремок»