Семь дней в искусстве

Десять заплывов кролем, а бассейн все еще восхитительно пуст. Во время последней биеннале я пришла сюда поплавать и увидела Питера Бранта, известного коллекционера, и Альберто Муграби, дилера вторичного рынка, – они лежали в шезлонгах и курили сигары. К ним присоединился нью-йоркский предприниматель, занимающийся строительством частных домов, и еще один дилер – оба в белых купальных халатах, накинутых на загорелые тела. Пришел Ларри Гагосян, перекинулся с ними несколькими словами и удалился. Казалось, все, кто занимал лучшие места в аукционном зале «Кристи», сообща перенеслись в Европу, потеряв по пути одежду. Видимо, в период биеннале эта компания из мира искусства ходит в бассейн как на работу.

Биеннале – не просто шоу, которое устраивают каждые два года; это гигантская выставка, где можно увидеть, чем живет мировое искусство в данный момент. Хотя такие музеи, как «Уитни» и «Тейт», проводят национальные выставки – биеннале и триеннале, – но настоящая биеннале интернациональна по сути и является событием городского, а не музейного масштаба. La Biennale di Venezia, впервые открывшаяся в 1895 году, ведет свое происхождение от всемирных ярмарок и академических салонов. Ее интернационализм, многие годы воспринимавшийся как панъевропеизм, на самом деле возник из стремления гибнущего города поддержать туризм – единственную статью дохода. Сан-Паулу (Бразилия) учредил биеннале по образцу Венецианской в 1951 году, а Кассель (Германия) с 1955 года каждые пять лет устраивает арт-выставку «Документа» – это интеллектуальная площадка для обмена передовыми идеями. В семидесятые и восьмидесятые годы появилось еще несколько биеннале (например, в Сиднее в 1973-м, в Гаване в 1984-м и в Стамбуле в 1987-м), но бум пришелся на девяностые годы: Шарджа (1993), Санта-Фе (1995), Лион (1995), Гуанчжоу (1995), Берлин (1996), Шанхай (2000), Москва (2005), и это далеко не все. В отличие от художественных ярмарок, где показы организуются участвующими в них галереями, основные участники биеннале отбираются с учетом национальной принадлежности и заявленной темы.

Венецианская биеннале напоминает цирк с тремя, а точнее, с тремястами аренами. Главная арена – это две международные экспозиции, где художники представляют себя, а не страну. Их курирует президент биеннале. Первая располагается в самом большом павильоне парка Джардини – в палаццо делль Эспозициони, которому приверженцы Муссолини придали фашистский облик, переименовав в «Padiglione Italia». Новое название прижилось, хотя оно и вносит путаницу: по-английски названия этого павильона (где проходит международная экспозиция) и нового павильона (где демонстрируется итальянское искусство), звучат одинаково: «Italian pavilion», итальянцы же именуют последний «Padiglione italiano». Вторую, даже более масштабную международную выставку устраивают в Арсенале – огромном здании судоверфи, напоминающем нам о былой тысячелетней военно-морской мощи Венеции. В этом году куратором биеннале стал Роберт Сторр – первый американец, призванный с честью выполнить возложенную на него трудную задачу.

Еще одна арена, где разворачивается борьба за признание, – это семьдесят шесть национальных павильонов. Они отданы художникам, представляющим ту или иную страну. Пока современное искусство было преимущественно западным явлением, национальные экспозиции стран Старого Света устраивались в парке Джардини. Однако в настоящее время, с увеличением количества стран-участниц, организаторы биеннале занимают и здания правительственных учреждений (а порой и частных организаций), а также арендуют церкви, склады и дворцы.

И наконец, на периферии биеннале проходят свыше ста второстепенных официальных и неофициальных мероприятий – выставки частных коллекций, специальные презентации и другие сопутствующие события, активно привлекающие внимание публики.

В вип-среду я быстро шла через парк Джардини прямо к «Padiglione Italia», на первую часть международной экспозиции Роберта Сторра «Думай чувством – ощущай ра зумом. Искусство в настоящем времени». В вестибюле демонстрировался мобиль[53] восьмидесятилетней художницы Нэнси Сперо, носящий название «Майское дерево: Пленных не брать». На ветках этого дерева были размещены двести изображений отрезанных голов с вываливающимися языками. В следующем зале по центральной оси была расположена серия запоминающихся абстракций американца нигерийского происхождения Одили Дональда Одиты. Далее, в просторном зале с наклонной крышей, – серия из шести больших картин и огромный триптих Зигмара Польке. В произведениях немецкого художника внимание зрителей привлекли не только краски, но и превращение чистого фиолетового пигмента за полупрозрачным полиэстеровым экраном в золотой. Коллекционеры охали и ахали. Художники и их дилеры пытались понять, как это сделано. Проницательные кураторы и критики реагировали мгновенно. «Грандиозно!» – сказал один, «Гм-гм», – поддержал другой[54].