Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Конечно, глупо прозвучало – Стеллины ногти уже сверкали свежим ярким лаком, и Рокко наверняка это заметил. Но ничего более подходящего Стелла не придумала.

– Лак? Ну ладно, – буркнул Рокко.

Стелла проскользнула в дверь, Тина последовала за ней, пока муж не обнаружил на лифе ее платья желтый вонючий подтек.

Если бы Тони Фортуна спустил Стелле с рук отсидку в туалете, это было бы слишком хорошо.

Тина и Рокко оправились спать. Стелла с матерью пили в кухне, когда вошел Антонио, с виду веселый и даже помолодевший – так на него Кармело всегда действовал, заражал жизнелюбием. Антонио налил себе целый стакан вина и плеснул в стаканы жене и дочери – до краев.

– За здоровье, – сказал Антонио, и Стелла, чокаясь с отцом мрачно отозвалась:

– За здоровье.

Ассунта повторила и слова, и жест, но по тому, как она исподлобья, из-под своих густых бровей, смотрела на Антонио, Стелла поняла: надо быть начеку. Все-таки Ассунта неплохо изучила мужнины повадки.

– Я пью за скорую свадьбу моей старшей дочери, про которую все думали, будто она так в девках и помрет, – объявил Антонио с улыбкой. – Ну, чего молчим? Поздравляем папочку.

– Тоннон! – умоляюще произнесла Ассунта.

– А я говорю: поздравляем! – Антонио шарахнул кулаком по столу, давая таким образом понять самым недогадливым, что добродушие его напускное. – Для отца первое дело – дочек пристроить.

– Поздравляю, Тоннон, – пролепетала Ассунта, виновато покосившись на Стеллу.

– Ну, дочь моя, пора тебе приданым заняться. – Антонио как бы в шутку погрозил Стелле пальцем. – Ты в этом деле не шибко прилежная была, верно?

– Папа, я замуж не пойду.

Стеллин голос звучал твердо, но по рукам бегали мурашки. «Ледышка ты, Стелла» – так и звенело в ушах.

– Пойдешь как миленькая. Мы с Кармело все обсудили. Завтра он тебе кольцо подарит. – Антонио потер руки, словно в предвкушении. – Может, даже с брильянтом. Хотя, Господь свидетель, ты брильянта не заслуживаешь.

На миг убежденность Стеллы претерпела некие колебания. Ее достало спать на выдвижной кровати в кухне; точнее, даже не спать, а мучиться – либо бессонницей, либо кошмаром. Кармело, ох, этот Кармело со своими тепличными розами! Кармело, сторговавший ее, как корову; довольствующийся согласием Антонио, плевать хотевший на желания Стеллы. С другой стороны… (Стелла живо возненавидела себя за такую мысль, однако продолжила ее развивать) вдруг не так это и скверно – выйти за Кармело Маглиери? Он не то что Рокко Караманико; он Стеллиного отца не станет лампочками шантажировать, а Тину глазами щупать. Да, но ведь брак означает, что Стеллу пронзит, вскроет ужасный мужской орган…

– Папа… – Стелла залпом ополовинила стакан, и гортань засаднило от кислоты. – Помнишь, папа, когда Рокко сватался к Тине, ты сказал, что не будешь ее неволить, пусть она сама решает?

– Ты тоже можешь решать. Или выйдешь за Кармело Маглиери, или отправишься прямиком в ад, когда я тебя собственными руками задушу.

Чуть ли не впервые в жизни Тони Фортуна продемонстрировал милосердие – он покинул кухню столь же неожиданно, сколь и появился в ней – этакий «папаша из машины»[23]. По крайней мере, Стелла, измотанная туалетным унижением, была избавлена от скандала.

Избегая встречаться взглядом с матерью, Стелла допила вино и попыталась привести чувства в порядок. Как там Кармело говорил? «Я для тебя в лепешку расшибусь!»; «Весь мир бы к твоим ногам бросил, честное слово! Лишь бы ты счастлива была». Честное слово! Ой ли? Да и на что Стелле весь мир, если ей собственное тело принадлежать не будет? Второй стакан вина согрел нутро. Стелла поднялась, шагнула к разделочному столу, куда Антонио поставил початую бутылку.

Ассунта встала вслед за дочерью, проковыляла к ней вперевалку, накрыла теплой ладонью Стеллин затылок. Лишь теперь, по контрасту, Стелла осознала, до чего зябко в кухне.

Мать всегда благоволила к Кармело. Обожающая Стеллу, она к этому парню относится как к сыну. А ведь ей все фальшивое чуждо; Ассунта проста душой, словно сама земля, и столь же живуча. Будь брак с Кармело дурным делом, разве желала бы его Ассунта для любимой дочери?

Ассунта коснулась Стеллиного оберега.

– Вот когда он тебе службу сослужит, родная.

Мать давно ушла в спальню, а Стелла, будто окаменев, все стояла возле кухонного стола. Нет, не оберег ей сейчас нужен, не защита от сглаза. Ей нужен план.