Несколько часов это шло так, как мы надеялись: огонь стал отрывочным и далеким. Постоянный патруль тайно подошел с юга и прошел мимо нашей горы, над нашей миной и к Мудовваре, не замечая нас. Это были восемь солдат и одинокий капрал, который вытирал лоб от жары, потому что уже было одиннадцать часов и по-настоящему тепло. Когда он прошел за милю или две от нас, тяготы перехода стали чрезмерными для него. Он направил свой отряд в тень длинного кульверта под арками. Прохладный ветерок с востока нежно веял туда, и там они с удобством улеглись на мягком песке, пили воду из бутылок, курили и, наконец, заснули. Мы предположили, что это был полуденный отдых, который жарким аравийским летом каждый уважающий себя турок возводил в принцип, и что передышка, которую они позволили себе, доказывала, что нас не обнаружили или не приняли во внимание. Однако мы ошибались.
Глава LXVI
Полдень принес новые заботы. Через мой мощный бинокль мы увидели, как сто турецких солдат вышли от станции Мудоввара и направились прямо к нашему месту через песчаную равнину. Они шли очень медленно, и, несомненно, без всякой охоты, с грустью лишаясь своего излюбленного полуденного сна; но даже при худшем темпе и настроении им вряд ли понадобилось бы больше двух часов, чтобы добраться до нас.
Мы начали паковаться и готовились уйти, решив оставить мину и все оборудование на месте, на случай, что турки их не найдут, и мы сможем вернуться и извлечь преимущества из нашей кропотливой работы. Мы послали гонца к прикрывающему отряду на юге, чтобы они встретили нас вдали у тех изрубцованных скал, которые укрывали наших пасущихся верблюдов.
Только он ушел, часовой крикнул, что от Халлат Аммара клубами поднимается дым. Заал и я помчались в горы и увидели по очертаниям и объему дыма, что, действительно, на этой станции ожидает поезд. Пока мы пытались разглядеть его за холмом, внезапно он двинулся в нашем направлении. Мы завопили арабам, чтобы те становились на позицию как можно скорее, и стали с бешеной скоростью карабкаться по песку и скалам. Стокс и Льюис в ботинках не могли угнаться за нами; но они бодро вскочили, позабыв о своих муках и дизентерии.
Люди с винтовками разместились длинной линией за шпорой, от пушек, мимо взрывателя, до устья долины. Оттуда они могли стрелять прямо в вагоны, сошедшие с рельсов, меньше чем со ста пятидесяти ярдов, в то время как дальнобойность мортир Стокса и пулеметов Льюиса была около трехсот ярдов. Один араб встал выше, позади пушек, и кричал нам, что происходит с поездом — необходимая предосторожность, так как если он вез войска и ссадил бы их за нашим хребтом, мы должны были бы молниеносно столкнуться с ними и отступить в долину, сражаясь за свою жизнь. К счастью, он шел на полной скорости, с двумя локомотивами на дровяном топливе.
Поезд подошел к тому месту, где, как им доложили, были мы, и открыл огонь наудачу по пустыне. Я услышал приближение ракеты, когда сидел на своем холмике у моста, чтобы дать сигнал Салему, который плясал на коленях вокруг взрывателя, вопя от возбуждения и настойчиво призывая Бога даровать ему успех. Турецкий огонь, судя по звуку, был плотным, и я задался вопросом, со сколькими людьми нам придется иметь дело, и будет ли мина достаточным преимуществом для восьмидесяти наших людей, чтобы сравняться с ними. Лучше бы первый эксперимент с электричеством проходил в более простых условиях.
Однако в этот момент локомотивы, на вид очень большие, покатились с пронзительным свистом в поле зрения. За ними следовали десять вагонов-ящиков, из окон и дверей которых торчали дула винтовок, а в небольших гнездах между мешками с песком на крышах осторожно держались турки, чтобы стрелять в нас. Я не принимал в расчет два паровоза, и сразу же решил поджигать под вторым, чтобы, как бы ни был мал эффект тягача, неповрежденный паровоз не мог бы отцепиться и увести вагоны.
И вот, когда передние ведущие колеса второго паровоза были на мосту, я поднял руку Салему. Затем последовал ужасающий рев, и рельсы исчезли из вида за растекающимся столбом черной пыли и дыма, на сто футов в высоту и ширину. Из темноты появились с протяжным, громким металлическим звоном разбитые обломки выпотрошенной стали, множество кусков железа и пластин; в это время целое черное колесо локомотива вдруг пролетело, крутясь, из облака дыма прямо в небо, с мелодичным звуком проплыло над нашими головами и медленно, тяжело упало в пустыню позади. За этим полетом последовала мертвая тишина, ни криков людей, ни выстрелов винтовок, в то время как серый туман после взрыва плыл от рельсов в нашу сторону и за наш хребет, пока не затерялся в горах.