Семь столпов мудрости

Вокруг было разбросано несметное количество ковров; дюжины матрасов и цветных одеял, груды простыней, мужская и женская одежда во всем своем разнообразии, часы, горшки для еды, продукты, украшения и оружие. С одной стороны стояло тридцать-сорок женщин в истерике, без покрывал, рвущих на себе одежду и волосы, визжащих и обезумевших. Арабы, не обращая на них внимания, продолжали уничтожать домашний скарб, заполняя награбленным абсолютно все. Верблюды стали общей собственностью. Каждый в неистовстве наваливал на ближайшего верблюда все, что мог унести, и пинал его на запад, в пустыню, а сам опять поворачивался к тому, что привлекало его. Видя, что я сравнительно не занят, женщины помчались ко мне и вцепились в меня, воя о пощаде. Я убеждал их, что все обойдется; но они не отставали, пока меня не выручили несколько их мужей. Они отпихнули своих жен и обхватили мои ноги в агонии ужаса перед мгновенной смертью. Зрелище турок, настолько сломленных, было отвратительно: я отбился от них пинками, насколько мог это сделать босиком, и, наконец, вырвался на свободу.

Затем группа австрийцев, офицеров и сержантов, тихо обратилась ко мне по-турецки по поводу своего размещения. Я ответил на ломаном немецком, в это время один из них на английском просил о враче для своих ран. У нас не было врача; но это и не имело значения, так как он был смертельно ранен и умирал. Я сказал им, что турки вернутся через час и позаботятся о них. Но он был мертв уже до этого, как и большинство других (инструкторов по новым горным гаубицам «шкода», направленным в Турцию для войны в Хиджазе), потому что между ними и моей охраной разгорелась ссора, и один из них выстрелил из пистолета в молодого Рахейля. Мои разъяренные люди перерезали их всех, кроме двоих-троих, прежде чем я мог вернуться и вмешаться.

Насколько было видно в суете, наша сторона не понесла потерь. Среди девяноста военнопленных было пять египетских солдат в нижнем белье. Они узнали меня и объяснили, что в ночной вылазке Дэвенпорта под вади Аис их отрезали и взяли в плен турки. Они рассказали мне кое-что о трудах Дэвенпорта: о его постоянной кропотливой работе в секторе Абдуллы, где он поддерживал жизнь, месяц за месяцем, без какой-либо помощи, которую нам оказывали победы и местный энтузиазм. Лучшими его помощниками были такие же бесстрашные пехотинцы, как эти, которых я отправил, чтобы увести пленных к назначенному месту нашего сбора в соляных скалах.

Глава LXVII

Льюис и Стокс пришли мне на помощь. Я несколько беспокоился за них, так как арабы, потеряв рассудок, были так же готовы напасть на друга, как на недруга. Три раза мне пришлось защищаться самому, когда они притворялись, что не узнают меня, и вцеплялись в мои вещи. Однако сержантская форма хаки, в пятнах от войны, мало кого привлекала. Льюис вышел на восток от железной дороги сосчитать тридцать человек, которых он уложил; и случайно нашел турецкое золото и трофеи в их ранцах. Стокс прошелся вдоль разрушенного моста, увидел там тела двадцати турок, разорванные на части его вторым снарядом, и поспешно вернулся.

Ахмед пришел ко мне с полными руками добычи и проорал (ни один араб в запале победы не в состоянии разговаривать нормально), что какая-то старуха в последнем вагоне не желает видеть никого, кроме меня. Я сразу послал его с пустыми руками за моим верблюдом и вьючными верблюдами, чтобы убрать пушки; так как вражеский огонь был теперь явно слышен, и арабы, удовлетворенные добычей, скрывались один за другим в горы, уводя перед собой спотыкающихся верблюдов в безопасное место. Дурной тактикой было оставлять пушки до конца; но сумятица первого опыта и его оглушительный успех затуманили наши суждения.

В конце вагона сидела дряхлая и сильно трясущаяся арабская дама, которая спросила меня, что происходит. Я объяснил. Она сказала, что хоть она — старый друг Фейсала и когда-то принимала его в гостях, но слишком слаба для дороги, и ей придется ждать смерти здесь. Я ответил, что ей не причинят вреда. Турки почти уже прибыли и соберут все, что осталось от поезда. Она приняла это и попросила меня найти ее старую негритянку, чтобы принести ей воды. Рабыня наполнила чашку у струи из тендера первого паровоза (вкусная вода, которой Льюис утолял жажду), и затем я отвел ее к благодарной хозяйке. Месяцы спустя ко мне тайно пришло письмо из Дамаска и хорошенький белуджистанский коврик от госпожи Айеши, дочери Джеллал эль Леля из Медины, в память о нашей странной встрече.

Ахмед так и не привел верблюдов. Мои люди, охваченные жадностью, рассеялись по земле с бедуинами. Сержанты и я остались одни у развалин, которые были теперь в странной тишине. Мы начали бояться, что придется покинуть пушки и бежать, но сразу же увидели двух верблюдов, несущихся назад. Заал и Ховеймиль хватились нас и вернулись на поиски.