Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Но никто не ответил. У всех рты были заняты прикуриванием. Васька же Самодин, некурящий, только плечами пожал.

Прикурив, Славуня напевно протянул:

– А жену-то молодой Салазкин ладную привёз!.. Жопа, сиськи, все дела!..

– Ей бы в эту ладность присунуть разка два, – важно ухмыльнулся Распутин-младший.

Но старший тут же оборвал:

– Ну и будешь ходить без сувателя. Ссать нечем будет. На Нинку вон лучше смотри.

Нинка, тосковавшая до этого мрачнее всех, ободрилась, хлопнула себя между ног да, отняв руку и звонко чмокнув, показала фигу.

Все вздохнули. Поплевали на сигареты и по очереди бросили к печке.

Таким вот образом посидел Петрович с ребятами часок, «погоревал» и засобирался. Только не знал, куда пойти. Домой ли? Выпить в сенях чекушку да спать упасть? Иль ещё куда податься? И очень уж не давала покоя та доска в домике. А больше неё сумка из головы не выходила – аж извёлся весь. И сам домик невыносимой тягой какой-то манил к себе.

– Куда собрался-то? – окликнул Хрипатый.

– Туда, – буркнул Петрович и, надев плащ да сняв с крючка сумку, вышел.

Хрипатый же крикнул вдогонку:

– Пойду туда не знаю куда, принесу то не знаю что!

Все засмеялись.

Дождь продолжал лить безудержно. Теперь по всему видно было, что зарядил он надолго. Тут уж ничего не сделаешь, против природы не попрёшь. И ветер беспокоил сильно – нехороший какой-то, тревожный, непредсказуемый – такой и недоброе что-нибудь может надуть.

Петрович, миновав свой дом и даже не взглянув на него, вышел на шоссе. Вокруг не было ни души – ни людей, ни собак, ни другой какой живности. Везде только одна бесконечная вода, которую бросал из стороны в сторону сильный порывистый ветер. Деревья колыхались, гнулись и шумели так жутко, что Петрович предпочёл идти подальше от них, прямо по шоссе. Благо, машин почти не было. За всю дорогу проехал на маленькой скорости одинокий грузовик с прицепом.

Лил дождь, выл ветер, а Петрович думал о домике. И о доске, неположенной, как надо, и о спрятанной сумке. И об её неведомом хозяине. Обо всех этих чудесах и тайнах. Если бы домик мог открывать тайны, то обязательно открыл бы. Лил дождь, выл ветер, а домик, храня тайну, сиротливо стоял в своей прогалинке среди деревьев. В том месте, где и не подумаешь, что тут могут быть какие-то тайны.

Петрович, конечно, предпочёл бы и не знать. Или знать, но не участвовать. А раз поучаствовал, то лучше не знать. Просто пристроить всё-таки доску на её место да посидеть, выпить, наконец, спокойно. И потом удалиться, пока не наступило то самое время, когда может открыться эта самая тайна. Но в данный момент разве найдётся дурак, который попрётся сюда в такую погоду?

Петрович спустился к домику, опять едва устояв на ногах на скользкой жиже, на всякий случай огляделся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, без промедления вошёл внутрь.

И вот – совершенно неожиданно, предательски неожиданно, убийственно неожиданно – в домике оказались люди – трое пацанов. Первая мысль – всё, попался. У страха глаза всегда больше, чем надо. Только сузил, скинув капюшон, так сразу и догадался – эти к сумке отношение не имеют. Ребята молодые, сами, похоже, ненароком сюда забрели – от непогоды укрылись. Вон и одежду мокрую поразложили на лавках. Разнагишались – кровь-то молодая – да пивком баловались. Они сами-то не ожидали, испугались.

Первый – худощавый, темноволосый – отчего-то вскочил, как ужаленный. Второй – рыжий, с бородкой козлиной – пиво от себя отпихнул. А третий – волосатый – хоть и повзрослей на вид первых двух, но тоже что-то замешкался. Пришлось самому «рулить».

– Не помешал? – расшаркался Петрович.

С незнакомыми людьми, особенно с городскими – а эти, кажется, нездешние и, пожалуй, что городские – всегда хотелось проявить себя как можно более воспитано. Но пацаны совсем засмущались и промолчали. Тогда он объяснился развернутей:

– На улице светопреставление началось!.. Я обожду здесь чуток… Вы не против?

Возможно, они были против и даже скорее всего, судя по тому, как неохотно освобождали для него место на лавке от своей мокрой одежды. Петрович заметил – не рады Петровичу. Но разве его этим проймёшь? Бывалый – привык, смирился – не раз в жизни приходилось быть незваным гостем.

Петрович знал, зачем пришёл и пока не собирался уходить. Наоборот, чем одному, лучше в компании выпить, а эта компания вряд ли была хуже той, какую надоумилось покинуть полчаса назад.

Он разделся, кинув промокший плащ в угол комнаты, а сумку предусмотрительно оставив при себе. Пацаны продолжали конфузиться со своим пивом, и Петрович поспешил «спасти» компанию:

– Может, и я с вами выпью, ребята? – предложил он не столько вопросительно, сколько утвердительно – и без дальнейших возможных прелюдий вытащил из сумки выстраданную у Волкова начатую бутылку водки да в качестве закуски так и нетронутую Люськину жратву.