Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Жизнь прожить, как говорят в народе, не поле перейти. Петрович угадал – опыт есть опыт. Аж сам не ожидал, что в точку попадёт с бородкой-то этой, стопорнул немного…

Вот оно, нашлось о чем поговорить! У Петровича это чуть ли не главная тема – церковников посрамотить, особенно, когда выпивши. Вышло даже немного неуклюже – слова вперёд языка побежали.

– А, это ты в Бога веруешь? В церкви служишь? То-то я смотрю у тебя бородка какая-то такая… как у этих, у дьячков… ну, которые на попов учатся!.. Или ты уж, может, выучился?

– Никакой я не дьячок. И учусь я в пединституте, – резко взъерепенился парень. – Мало ли какая у меня бородка!..

– Так ты не служишь в церкви? – Петрович подопустил вожжи. – А чего ж тогда посты какие-то?

– Просто я православный христианин. В церкви я не служу, но посты соблюдаю.

Ну, это совсем другое дело. Русские все православные. Петрович посерьёзнел, хотел даже перекреститься, но забыл, как правильно, и передумал.

– Я тоже православный.

– Но в церковь, наверное, не ходишь, не молишься и посты не соблюдаешь? – дьячок наседал.

И с таким тоже приходилось сталкиваться. Лет десять назад ходила по домам в Брехаловке монашка. Проповедовала. Тоже в церковь посылала. А где она, церковь-то? Всё порушили – было время, не церемонились люди. А может и правильно делали. Сам ничего не будешь делать, никакая церковь не поможет…

Тоже молиться заставляла. А зачем? Бог он и так знает, что человеку надо. Что ж не даёт-то? Пусть вон лучше Люська молится, она баба. Один хрен ничего не намолит.

И чтоб постились тоже требовала. А у нас он всю жизнь пост. В отличие от церковников. Ходят, побираются, работать не хотят.

В общем, погнал ту монашку из дому со всеми матюками, какие знал. А она на коленки упала и давай, дура, прощения просить. Ну что с ней сделаешь? Взял да и пощупал её за сиську. Тут уж она, конечно, подхватилась и убежала. Вот так – верить-то оно верь, но голову тоже терять не надо. А сиська у неё хорошая, небрюзлая была. И чего в монастырь идут с такими сиськами?

– Ну и что? Бог у меня в душе!.. – с чувством ответил Петрович.

– Да ты не знаешь, что такое православная вера! Для этого надо в церковь ходить, а не водку пить, – дьячок уколол, прошёлся по больному.

– Да, я в церковь не хожу. Но в душе в Бога верю, – рассердился Петрович и нанёс ответный удар: – А посты – это всё показное. Ты думаешь, тебя за это Бог в рай возьмёт?

Тот поник:

– Этого я не знаю. Чтоб в рай попасть, надо соблюдать заповеди, жить праведно, в церковь ходить, исповедоваться, причащаться. Много, чего надо делать.

В качестве последнего «убойного» аргумента Петрович припас старое и проверенное:

– Это попы выдумали, чтобы деньги с народа собирать и жить легко. А что они, попы-то, праведно живут? Знаю я, какие они праведные! Вино тоже пьют, будь здоров.

– Каждый за себя должен отвечать, – дьячок сдался и, вяло встав, отошёл к окну.

На защиту ему поспешил «главный» – волосатый:

– Зря ты на парня наехал, отец, это его дело. Хочет поститься – пусть постится. А про попов тебе советская власть напела.

– Да я не наезжал… Я так… – Петрович хотел было отступить, но не смог, потому что тот задел вторую главную тему – дай поругать власть нынешнюю и похвалить власть прежнюю. – А что ты против советской власти имеешь? При ней хорошо жили. Не то что сейчас.

Волосатый в своей манере неуважительно и грубо отрезал:

– И сейчас не живём, и тогда не жили. Дерьмо – твоя советская власть. Мозги она тебе запудрила. Так, что человек, который тебе в сыновья годится, вере предков наших тебя учит. По идее ты его должен учить. А чему ты можешь научить? Вон каким тебя сделала советская власть!..

И кто ведь есть-то? Сопляк! Сам какой-то весь неудельный и шелудивый. А всё туда же – жизни учить собрался.

Петрович сам кого хочешь мог поучить. Ещё, кажется, не так давно – в начале девяностых у него всё было нормально, как у всех, даже получше. Люська в магазине работала, где Зинка теперь командует. Да разве она командует? Вот Люська! Та командовала так командовала. Раньше у продавщиц положение было о-го-го. Как цари и боги были. Дома всё было, что надо. А если и не было, то она и заказать могла или сама, на худой конец, в Москву сгонять – деньги-то водились.

Сам в бригадирах ходил в колхозе – за что Петровичем и называли уважительно. Он и брат старший, Васька, не последним человеком был – в овощехранилище сидел. Картошку центнерами сдавали. Водились деньги! Машину купили. Детей выучили, в жизнь отправили. Дочь посмышленней, в А. на учительницу выучилась. А сын в Б. уехал, шофёром работал.

А теперь что стало? Не узнаешь. Люську уволили новые хозяева – частники – им, мол, надо улыбаться, вежливо общаться. А кому там лыбиться-то? Хрипатому, что ли, со Славуней? Хрипатому, пожалуй, полыбишься. Вон приволок откуда-то Нинку, совратил. Она теперь за стакан у всей деревни готова отсосать. Живёт у него, как рабыня. Лыбиться нечего.

Колхоз развалили. Зарплату не платили. Последние десять лет до пенсии пастухом дорабатывал да зимой говно чистил на ферме. Только «Петрович» -то и осталось от прошлой жизни.