«Садись, Оля. Так зачем ты пришла? Ну, чего же ты плачешь, глупенькая?»
Отплакав, Ольга рассказала ей все: и что она живет на барже одна — отец ушел воевать, а мать на окопах, и что она уже училась здесь, в первом «А», а потом в другом городе, и вот снова пришла сюда.
«Ты чего-нибудь ела сегодня?»
«Да».
Учительница долго думала о чем-то. Казалось, она не слышала звонка, и тогда, когда дверь открылась и вошла какая-то девушка, она не повернулась к ней.
«Ты здесь? — спросила девушка. — А я тебя повсюду ищу».
«Да, да… Тебе уже пора, Кирочка?»
«Пора, мама».
Девушка была одета в большой, не по росту, мужской макинтош, перепоясанный ремнем. Макинтош, и сапоги, и пышные волосы, выбивающиеся из-под цветного платка, — все это казалось на ней чужим, нелепым и некрасивым, потому что сама она была очень красивой, так, во всяком случае, показалось Ольге.
«Хорошо, — глухо сказала учительница, — я пойду провожу тебя. — Она снова положила руки на Ольгины плечи. — А ты, девочка, иди в свой класс. Я скоро вернусь, и мы чего-нибудь придумаем».
В коридоре было шумно, мальчишки бегали и возились вовсю, девочки ходили, взявшись за руки. Ольга не узнавала никого и тянула шею. Учительница уже ушла. И вдруг она увидела Сережу. Она знала, что обязательно увидит его, и вот увидела и узнала сразу.
«Сережа!»
Он обернулся.
«Ты, что ли?»
«Я, я!»
Ольга так и сияла, и кивала радостно: «Я, я!» — а Сережа буркнул, отворачиваясь:
«Обратно приехала?»
«Обратно».
«Ну, тогда здорово. Только я с тобой сидеть больше не буду. Я уже два года с Женькой Голяковым сижу».
Ольга растерялась.
«А как же я?»
Сережа крикнул:
«Эй, Рыба, иди сюда!» — и от стены покорно пошла длинная девочка с белесыми, впрямь как у рыбы глазами.
«Будешь сидеть с ней, — строго сказал Сережа и повернулся к Ольге. — Я пошел, у меня дела всякие».
Смешно, вспоминала Ольга, я даже снова чуть не разревелась тогда. А Сережка показался мне чем-то вроде учителя. Мне казалось, я все отдала бы, чтобы только снова сидеть рядом с ним. Просто я не знала, что мальчишкам в третьем классе положено презирать девчонок.
Она отсидела два урока, ничего не понимая из объяснений учительницы, а потом, забыв, что ей надо подождать ту, другую учительницу, вышла на улицу вместе со всеми.
«Сережа!»
«Ну?»
«Ты куда?»
«Домой».
«Я тебя провожу?»
«Вот еще!»
У нее задрожали губы.
«Я тоже домой».
«Пока».
Она пошла следом за Сережей.
За мостом он свернул и вошел в длинный серый облезлый дом. Ольга пошла дальше. Ей не хотелось домой, на баржу.
Она вышла на проспект, малолюдный и тихий. Где-то здесь, она помнила, было кино, куда их, первоклассников, водили два года назад, и садик с фонтанами и статуями. Эти статуи она тоже помнила. Учительница рассказывала, что давным-давно их привезли сюда из-за границы, что они сделаны из мрамора и стоят очень дорого…
В садике были люди, и Ольга подошла ближе. Люди осторожно снимали одну — уже последнюю — статую, сгибаясь под ее тяжестью. Тут же, рядом, стоял ящик. Статую уложили в ящик, и теперь ее мраморные губы улыбались небу. Только тогда Ольга заметила, что тут же вырыта яма; ящик заколотили, продернули под него веревки, и небольшая толпа — в основном старые женщины, — охнула, придвинулась, замерла. Ящик опустили в землю, глухо ударились о доски сырые комья. Кто-то всхлипнул рядом с Ольгой, она взяла незнакомую женщину за руку.
«Ты что, девочка?»
«А вы почему плачете?»
«Я ничего… Ты иди отсюда, девочка, иди…»
Она пошла дальше, не зная, куда идет и зачем, — просто так, лишь бы не возвращаться на баржу, в пугающую тишину, хотя и думала о том, что надо затопить печку, подмести, а может быть, даже вымыть пол, благо за водой ходить недалеко — только бросить за борт ведерко на веревке. Нет, пол она вымоет потом, перед возвращением матери. А сейчас можно зайти в магазин и купить хлеб. Дома оставался небольшой кусочек — уходя, мать забрала с собой почти всю буханку.
Но хлеба в магазине не было. Ольга глядела на пустые полки. Только одна была уставлена бутылками с серебряными горлышками и какими-то розовыми банками. Продавщицы тоже не было: Ольга слышала, как где-то за открытой дверью кладовки гремят пустые ящики. Она подошла к прилавку и, положив на него локти, стала ждать.
Толстая продавщица в белом халате втиснулась в магазин и, заметив Ольгу, прикрикнула:
«Чего здесь торчишь? Чего забыла?»
«Я за хлебом», — сказала Ольга.
«За хлебом! — усмехнулась та. — Она за хлебом! Шампанское вон осталось и крабы. Читала небось — даже на трамваях написано: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Не будет сегодня хлеба!»
Ольга не поверила ей. У нее-то хлеб есть, вон какая толстая! Ольга повернулась и пошла на улицу. Уже у порога она обернулась: продавщица, хрипло засмеявшись, сказала кому-то за дверь в кладовую: «Ничего, это шампанское немцы быстренько выхлещут и спасибо не скажут». Немцы? — подумала Ольга. Разве сюда придут немцы?