Семейное дело

Нина не поняла: при чем здесь мать? Костя сидел, чуть заметно морщился — ему нелегко было начинать этот разговор, да куда денешься… Конечно, он понимает, что по закону у Нины все права на эту комнату, но вот мать уперлась — и ни в какую. Не хочет размена. За эту квартиру можно получить отдельную однокомнатную и комнату в коммунальной — больше никто ничего не даст. А жить вместе, как сейчас…

— Мне все равно, — устало сказала Нина. Конечно, рано или поздно такой разговор должен был состояться. Она знала это и ждала его. Она только не предполагала, что он сразу окажется таким утомительным.

— Как у вас на заводе с кооперативом?

— Не знаю.

— Мы тут с мамой посоветовались… Надо бы узнать. Если есть возможность, дадим тебе денег на первый взнос. Ты согласна?

— Все равно, — повторила она.

Костя встал. Она стояла к нему спиной и только слышала, как он встал. Вот шагнул к ней.

— Прости меня, — сказал он шепотом. — Я же все вижу, все понимаю… Ну, очень прошу тебя — прости, пожалуйста!

— Разумеется, — ответила Нина. — Ты здесь надолго?

— На весь отпуск.

— Я уйду к тете Оле, — сказала Нина, — поживу пока у нее. Если понадоблюсь, звони мне на завод, и… ты тоже прости меня, Костик.

— Это за что же? — удивился он.

— Я больше не буду тебя ждать, — ответила Нина.

— Ну конечно, — торопливо и, как показалось Нине, облегченно сказал он. — Не надо ждать, и раньше не надо было, раз уж так получилось…

Нет, подумала Нина, все-таки он здорово изменился за эти полтора года. Он никогда не был таким юлящим, как нашкодившая собачонка. И никогда не прятал глаза… Я дождалась, но увидела совсем другого человека. Что ж, может быть, это и к лучшему…

Плакать она будет уже потом, после, у Ольги.

Все, теперь уже все! — думал Коптюгов. А как хорошо шло!.. Им владела ярость: надо же было этому сукину сыну приехать как раз тогда, когда Нина — он это чувствовал — начала размягчаться, перестала сторониться, охотно принимала приглашения встретиться, пойти куда-нибудь… Еще месяц, ну, два, и я бы уже не побоялся сказать ей, что хватит так… Предложил бы ей выйти за меня замуж. Такая жена, такая женщина! Когда она идет рядом, парни смотрят с завистью и глаза у них девять на двенадцать… Мне нужна именно такая, именно она. Чтобы на нас оборачивались, чтобы это было мое.

Коптюгов не любил копаться в себе, в своих ощущениях. Он жил ясными для самого себя категориями. Он не задавал себе вопрос: люблю ли я? Это было ни к чему. В том представлении о жизни и ее смысле, которое он точно определил для себя, красивая женщина занимала свое место. Встретилась Нина, и он решил, что она может занять полагающееся место в его жизни, вот и все. Не терпевший никаких неудач, сейчас Коптюгов был в сущем бешенстве, потому что он зря потратил столько времени! Потом это пройдет, конечно, думал он, успокаивая себя, и не успокаивался.

Как ему хотелось врезать по физиономии ее муженьку! «Гуляй, парень! Теперь от тебя ничего не требуется…» Воображение невольно рисовало ему одну сцену за другой, это было трудно выдержать. Зачем он вернулся, ее муженек? Поблудил-поблудил на стороне и сбежал все-таки, благо есть куда и к кому и благо дура баба любит, ждет и не хочет глядеть ни на кого другого? Он злился за это на Нину, хотя именно ее верность, эта странная несовременность привлекали Коптюгова, пожалуй, больше всего, как бы по контрасту: слишком хорошо он знал современных, в глубине души презирая их.

Надо было как-то отогнать от себя эти мысли. Он снова пошел в ресторан, но уже перед входом передумал и резко свернул к автобусной остановке. Ему было противно все то, что ждало его там, в белом зале, что он уже испытал, знал и что никак не помогло бы ему. Домой, в общежитие! Лечь, полистать какую-нибудь тошную Сашкину книжку и уснуть. Хорошо, если Сашки нет дома. Могу сорваться, а это ни к чему, он еще не раз пригодится мне.

Зато следующий день был для Коптюгова счастливым.

Во время своего обычного обхода на вторую «десятку» заглянул Воол. Коптюгов только кивнул ему через стекло своей кабины и подумал: что он делает здесь? Воол зашел в кабину.

— После смены загляни ко мне, — сказал он. Коптюгов кивнул. Какое-нибудь поручение, скорее всего. Но Воол не уходил. Он словно бы думал, сказать Коптюгову все сразу сейчас или уж потом, после смены. — Надо оформить документы, — все-таки сказал он. — Поедешь с делегацией областного комитета мира в Финляндию.

— Куда? — переспросил Коптюгов. Ему показалось — ослышался, потому что Воол говорил своим обычным голосом, а печь гудела.

— В Финляндию, — уже громче, нагибаясь к Коптюгову, сказал Воол.