Семейное дело

— До свиданья, девочки, — сказал он, заглядывая на кухню, и кивнул Будиловскому: — Я тебя на улице жду.

Снег падал и падал, но Сергей не замечал красоты этой ночи. Он подумал: отец молчит потому, что ничего нельзя доказать, все шито-крыто. А почему я сам до сих пор ничего не спрашивал у Коптюгова? Трус и последний подлец, вот кто я! Конечно, Коптюгу рекорд был нужен вот как! Иностранная делегация, сам секретарь обкома на заводе — лучшего времени не найдешь! И все сделал, как хотел…

Наконец-то вышел Будиловский, застегивая на ходу пальто и поднимая воротник.

— Ты чего вылетел как угорелый? Костька смеется, говорит — так перебрал, что даже попрощаться с ним забыл. Поругались, что ли?

— Пока нет. Схватим мотор или на своих двоих?

— Тебе надо пройтись, — покосившись на Сергея, сказал Будиловский. — Я провожу тебя до дому.

— Значит, и ты думаешь, что перебрал? — грустно спросил Сергей. — Спасибо, брат. Я уж сам как-нибудь дойду. А вот почему ты весь вечер просидел как статуя?

За этот месяц, с того дня, как Будиловский побывал у Сергея, они, быть может, неожиданно для самих себя словно бы начали открывать друг друга, и это открытие оказалось радостным для обоих. Они не были сходны в своих судьбах: Сергею не довелось перенести, пережить то, что пережил Будиловский, и эта постоянность благополучия в нем поначалу даже раздражала Будиловского. Когда они только познакомились, Будиловский подумал: порхающий мальчик. Ему надо было приглядеться к Сергею, чтобы очень быстро понять: нет, не порхающий, а правильный. Тогда, дома у Сергея, стоя возле полок, набитых книгами, Будиловский спросил:

«И ты легко расстаешься с ними?»

Он имел в виду, что Сергей ушел с литфака.

«Почему расстаюсь? — ответил Сергей. — Я их не продам и не выброшу. Разве инженер не должен читать Хемингуэя, знать Чехова, любить Ремарка? Чудак ты, Сашка! Я меняю профессию, а не привязанности».

— О себе Будиловский почти ничего не рассказывал Сергею, особенно о той страшной истории, зато знал о Сергее все или почти все — парень открытый, весь как на ладони именно потому, что прожил свои двадцать два года легко и просто: школа, армия, институт, теперь завод, а с будущей осени — на вечернее отделение… И будущее у него тоже ясно: в двадцать семь — инженер, малость поздновато, зато прочно.

В доме Ильиных Будиловского встретили тепло еще и потому, что мать Сергея, Надежда Петровна, работала в редакции и они были знакомы.

«Вас очень любят у нас, Сашенька. Я слышала, редактор так и сказал: этого парня надо держать на примете. И мне тоже нравится, как вы пишете».

«Кстати, — спросил тогда Сергей, — ты о нашем шефе по душе написал или по обязанности?»

Мать одернула его. Не надо задавать глупых вопросов. Саша написал о своем товарище по работе, и правильно сделал.

«Вы не обижайтесь на Сережку, Сашенька. У него странная привычка — сначала что-нибудь ляпнет, а потом подумает».

«Это называется — простой человек, мама».

«Это называется — язык без костей, — поправила его мать. — И еще дурное отцовское воспитание».

Сейчас Сергей спросил Будиловского, почему весь вечер тот просидел как статуя, и надо было отвечать.

— Так, — сказал он. — Настроение, должно быть, не для праздника.

— Бывает, — согласился Сергей. — У Чехова написано: «При виде счастливого человека всем стало скучно». Мне тоже было не очень весело, Сашка, хотя Коптюг не производит впечатление счастливого.

— Это потому, что мы с тобой были непарными, — усмехнулся Будиловский. — И еще, наверно, потому, что тебе здорово нравится Ленка. На твоего Чехова я могу ответить моим Хилоном: «Не желай невозможного».

Сергей легко рассмеялся: неужели ты заметил? Действительно, очень славная девчонка! Он и сам бы не мог объяснить, чем она была славной и почему вдруг так сразу понравилась ему, когда он впервые притащил в лабораторию скрапину. Такие вещи скорее всего необъяснимы. Господи, какие девчонки были там, в педагогическом, а литфак вообще называют факультетом образованных жен, — и ничего!..

— Я все понимаю, старик, — сказал Сергей. — Можешь передать Генке, что я не собираюсь соперничать с ним. А ты сам…

Он не договорил. Есть вопросы, которые могут причинить боль. Это-то он успел сообразить, прежде чем брякнуть: «А ты сам почему один?» Будиловский понял недоговоренность, но промолчал. Сергей остановился и повернул его за плечо к себе.

— Слушай, старик, — сказал он, — чего мы будем друг перед другом вытрющиваться? Договоримся на будущее — никаких секретов! Если у тебя там было чего-то такое… ну, о чем не хочется вспоминать, — и не вспоминай, черт-то с ним. Я о будущем говорю. Или думаешь, я сейчас спрошу — ты меня уважаешь или не уважаешь?

— Уважаю, — серьезно ответил Будиловский. — Но ты прав. Есть вещи, которые не можешь не вспоминать, но о которых не хочется рассказывать. Как раз сегодня я сидел и вспоминал…

Генка и Лена спускались по лестнице впереди и не могли слышать, как Коптюгов сказал Нине:

— Нина, может быть, вы…