Читаем Семейное дело полностью

— А как же! Отец все-таки. И что ей сейчас худо, тоже знаю. Только я думаю — как она сама от нас убежала, пусть так сама и вернется. Не чужие, примем, и ребенка вырастим, без алиментов — у нас хватает… Так вот и передайте ей, как увидите.

Все! Теперь он словно бы наслаждался тем, что так здорово обескуражил эту городскую.

Откуда он все это знал — бог ведает. Может, сам ездил в Большой Город и выспрашивал про Татьяну у соседок или знакомых. А эта его жестокость была от мелкой обиды, от упрямства обиженного хозяина, и он хотел одного: чтобы дома был порядок.

Вдруг Кира сказала:

— Спасибо, Павел Иванович.

Он засмеялся. Смех у него был мелкий, дробный, словно дрожащий.

— Да за что спасибо-то, гражданочка? Это вам спасибо. Плохой человек, поди, не поехал бы за чужого заступаться. Я вот сейчас чайку заварю, попьем чайку. Или, может, рюмочку пожелаете?

— Нет, — сказала, улыбнувшись, Кира, — лучше чайку.

Ей стало совсем легко и спокойно.

Они пили чай с конфетами и бубликами, и Передерин больше не возвращался к разговору о Татьяне.

— А почему у ваших куриц крылья зеленые?

— Да чтоб с соседскими не спутать.

— Жена ваша что, на работе?

— Нет, в городу, — сказал он. — Сметану на рынок повезла. Попробуете нашей сметанки?

— Попробую.

— А вы кем служите?

— Инженер.

— Говорят, инженеры-то меньше рабочих получают?

— Есть разные инженеры и разные рабочие.

— Ну, а, скажем, токарь — сколько получает?

Она поняла: вопрос не случайный, хотя и задал его Передерин вроде бы просто так, вскользь.

— Смотря какого разряда.

— Понятно. — Он молчал, шумно втягивая в себя горячий чай. — Я почему спросил, — наконец сказал Передерин. — Токарь он, Танькин-то. Ну а поскольку молодой, стало быть, небольшого разряда.

«И это знает!» — подумала Кира.

— Да бес-то с ним, — махнул рукой Передерин. — Вон мать все время плачет — дескать, сломал девке жизнь, а я говорю — ничего не сломал. Может, так оно еще лучше будет. Вы как думаете?

— Не знаю, — сказала Кира. — У меня есть муж и нет детей.

— Тогда, действительно, не знаете, — кивнул Передерин. Но все-таки какая-то мысль не давала ему покоя. — Парень-то он видный, конечно, вот Танька и клюнула. Еликоев ему фамилия. Из кавказцев, должно быть.

— Можно, я Таню сама к вам привезу? — спросила Кира. Он кивнул. — А сметанки вы ей не пошлете?

— Сметанки! — усмехнулся в сторону Передерин. — Что я, дурак, что ли? Не догадываюсь, на какой рынок жена в выходной ездит?


Этим день не кончился.

На лестнице, на ступеньке возле двери, сидел человек и читал газету. Рядом лежал на боку потрепанный чемодан. Другая газета была расстелена на чемодане, и на ней были разложены хлеб, кусок колбасы, очищенный плавленный сырок и уже пустая бутылка из-под пива. Две другие стояли возле стенки, несколькими ступеньками ниже.

Когда Кира вышла из лифта, человек не встал, только сказал:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте.

Ей стало не по себе. На лестнице никого не было. А этот человек в черной шляпе смотрел, как она роется в сумочке, ищет ключи. Надо было преодолеть минутный страх — Кира шагнула к своей двери, — человек торопливо поднялся.

— Вы тоже из этой квартиры? — спросил он.

— Да, — сказала Кира, не открывая дверь. — А вам кто нужен?

— Владимир Владимирович Силин. Он здесь живет?

— Здесь. Я его жена.

— Жена?.. — как-то недоверчиво переспросил он и спохватился. — А, ну да, конечно… Я тут вам звоню-звоню, звонок даже охрип. А Владимир Владимирович скоро будут?

Он стоял — в длинном, как кавалерийская шинель, старомодном пальто с широченными ватными плечами, дешевый шарфик замотан вокруг шеи, на голове — помятая, старая шляпа. Кира спросила:

— А вы к нему по какому делу?

— Я-то? Да как вам сказать? Не то в гости, не то просто поглядеть на него. Все-таки два года отвоевали вместе. Я у него старшиной в роте был. Шитиков. Он про меня ничего вам не рассказывал?

Кира открыла дверь.

— Рассказывал. Как вы Вельзевула собирались уговаривать, чтоб в рай отправил. И как вам доктор приказал мадеру пить.

— Точно, — засмеялся Шитиков. — Все так и было.

Кира позвонила на завод Силину. Он был у себя, поднял трубку сам, потому что у Серафимы выходной.

— Ты долго еще будешь на заводе? — спросила Кира.

— А что? — недовольно спросил он. — У меня много дел, позвони попозже.

— У нас гость, — сказала Кира.

— Кто еще? — все так же недовольно спросил Силин.

— Твой старшина Шитиков.

— Кто-кто? Господи, только его мне и не хватало.

— Я сейчас дам ему трубку.

Шитиков кричал в трубку счастливым голосом:

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Вот, прибыл в ваше распоряжение… Есть… Есть ждать, товарищ старший лейтенант… Сейчас передаю. — И протянул трубку Кире.

— Вот что, — сказал Силин. — Я сейчас ему гостиницу закажу и позвоню тебе — отвезешь его в гостиницу.

— Нет, — сказала Кира.

— Что «нет»?

— Не надо ничего заказывать, — весело, чтобы Шитиков не догадался, о чем речь, сказала она. — У меня все есть дома. Так ты скоро?

— Ладно, — сказал Силин.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза