Семейный круиз

Когда ей дали эту роль, Ли сообщила о своем решении во время вечернего поедания цыпленка в компании матери, Корда и Реган. Это было делом обычным: Уинстон пил у себя в берлоге, а Шарлотта делила трапезу с детьми на кухне. Скоро она займется приготовлением персонального ужина для Уинстона и подаст его в гостиной с полной сервировкой: будет сидеть напротив, ухаживать за ним и прибирать со стола, когда тот уйдет. Иногда Уинстон забирал ужин к себе в комнату, оставляя Шарлотту сидеть за столом в полном одиночестве. Ли помнит материнский взгляд, устремленный в окно, на лице играют блики от зажженных для мужа свечей.

— Короче, я ухожу из плаванья, — сказала тогда Ли. — График тренировок попадает на репетиции.

Шарлотта отложила салфетку.

— Ты сообщила об этом отцу? — спросила она.

— Нет, — сказала Ли.

Наступила долгая мучительная пауза. Из комнаты Уинстона в дальнем конце дома доносились звуки телевизора.

— Он расстроится, — сказала Шарлотта.

— Но у меня в это время репетиции!

— Я уже поняла, дорогая, — сказала Шарлотта.

Ли охватил бессильный гнев: как всегда, мать оставляла ее бултыхаться одну, не кинув ей спасательного круга, чтобы Ли не захлестнула волна отцовского пьяного гнева.

— Я пойду с тобой, — сказала Реган, отодвигая тарелку.

— Ты еще не поела, — сказала Шарлотта. — И никто не давал тебе разрешения выходить из-за стола.

— Я с вами, — сказал Корд, поднимаясь и протягивая Ли свою руку. Недовольно поджав губы, Шарлотта молча заработала ножом, отрезая себе кусок курятины. «Она не посмеет спорить со своим маленьким принцем», — подумала Ли. Это всегда было поводом для ревности, но вот же он стоит и ждет, чтобы пойти с ней — значит, он и ее маленький принц.

Корд улыбнулся.

— Пошли, — сказал он.

Ему было всего тринадцать, но сквозь детское пухлое личико уже проступали красивые черты. Уинстон здорово на него наседал, хотел вырастить из него настоящего мужчину. У Корда было трое друзей, в которых он находил отдушину. Друзья эти разделяли его весьма странное чувство юмора: Ли могла наблюдать, как они хихикают в школьном коридоре. Подумаешь, семиклассники. С высоты ее девятого класса — вообще ни о чем.

Отлично, подумала Ли. Значит, у нее есть группа поддержки. И она взяла брата за руку, а Реган встала с другой стороны, мягко приобняв ее за бок. Ах, эта малышка Реган, сладкая девочка. Да чем она может помочь? И все же на душе стало теплее. Вот так, втроем, они и подошли к берлоге Уинстона. Корд постучал в дверь.

Уинстон даже не поднялся со своего кожаного кресла, а только обернулся к ним, когда они вошли, и на лице его было написано раздражение. Приподняв брови, он покачал головой.

— Что за идиотизм? — Слова эти он сопроводил гневным взмахом руки.

Нервно сглотнув, Ли сказала:

— Чтоб ты знал — я ухожу из плаванья.

Откинувшись назад, Уинстон уставился в телевизор. Реган молча сжала руку сестры. Они стояли и ждали. Потом он снова повернулся к Ли и произнес:

— Ладно, медаль тебе не светит. — Постучав по пачке, он вытащил сигарету и щелкнул серебряной зажигалкой. — Да и бедра у тебя широковаты, как у матери.

Ли прикусила губу и направилась к выходу, увлекая за собой Реган с Кордом. Они знали, что еще ничего не закончено, а Шарлотта никак их не защитит. Но своим поступком они тоже подставляли ее под удар. При этом их воспитали верно хотя бы в одном: нужно уметь позаботиться о себе.

Тогда Корд с Реган привели старшую сестру в одно местечко среди скал. Там до самого заката они играли в семью пещерного человека. Они ни словом не обмолвились про Уинстона и молчали, когда время от времени Ли начинала плакать. Она была слишком взрослой для таких затей, но послушно съела воображаемого кролика, которого принес с охоты Корд, и помогла Реган сложить домик из прутиков. Никто их даже не хватился. Солнце уже зашло за горизонт. И только когда заморосил дождь, они вернулись домой и легли спать.

Шарлотта взяла с Ли слово, что та никогда и никому не расскажет, — даже брату и сестре, — почему умер Уинстон. А Ли, мучаясь тем, что они не успели спасти его, или, может, даже довели его до этого самоубийства, утаила правду и от Мэтта. Если для Корда с Реган смерть отца стала своего рода облегчением, потому что он больше не висел над ними черной тучей, то для Ли началась другая жизнь — жизнь во лжи. Она все держала в себе — свои страх и скорбь, ужас от увиденного и больше не могла находиться возле Реган и Корда, сбежав при первой же возможности. Но эта тайна пожирала ее изнутри. И благодарности от них, конечно, не дождешься, да и с какой стати? Ведь они не знали, что именно она совершила ради них, чтобы их собственный мир не развалился на куски. И все равно Ли хотелось поделиться этим и с Кордом, и с Реган, потому что только они смогли бы понять.

Через месяц после того, как Ли бросила плаванье, и за несколько недель до трагедии Уинстон постучал в ее дверь. Не дожидаясь ответа, он вошел. Его немного покачивало, но он еще не был в стельку пьяным.

— Что тебе? — сказала она. Удивившись собственной резкости, она повторила более мягко: — Что тебе надо, папа?