— Ты? Привет. — Корд выбрался из кровати, натянул халат и вышел на балкон: на темной поверхности моря мигали многочисленные огни. — А который теперь час? — Корд глотнул воздуха, пропахшего солью и океаном.
— Послушай, Корд, это очень важно, — сказал Джио.
— Я слушаю тебя. — Корд удивился полному отсутствию паники — на какое-то время транквилизаторы заглушили его внутренний голос. Но он вернется, и месть будет страшна. И все же пока Корд мог наслаждаться тишиной в голове.
— Ты рассказал обо мне своей маме? Твоя семья знает? — спросил Джованни, едва сдерживая волнение.
— Конечно, — не раздумывая соврал Корд. Господи, как легко просто взять и соврать. Он и забыл, что жизнь может быть столь простой. Под ногами, словно храпящее животное, гудел корабельный мотор.
— Ты им правда все сказал? — уточнил Джованни.
— Да, и всем не терпится увидеть тебя. — Корд вытащил из халата сигареты, купленные в баре «Галактика».
— И Шарлотте тоже? — спросил Джованни.
— Ну конечно. — Следом за сигаретами Корд вытащил картонку со спичками из «Шеллз» и закурил. Дым действовал на него успокаивающе.
— Значит, они все знают, — зачарованно сказал Джованни. — Они знают, кто ты.
— Ага.
— Не хочешь рассказать, как все было?
— Нет.
— Сегодня вы будете в Риме, верно?
— Да. — Корд присел на стул, положив ноги на стеклянную перегородку. — Нас ждет автобусная экскурсия «Панорамы Рима». Объедем все достопримечательности, выйдем пофотографироваться и отправимся дальше.
— Это что, не пешая экскурсия? — От удивления Джованни перешел на фальцет.
— Вроде нет.
— Бог ты мой.
— У нас пожилая мама, — сказал Корд. — Мы потом приедем сюда вдвоем.
— Правда? Ты обещаешь подарить
— Это ты обещай, что поедешь со мной, — сказал Корд. — А я готов подарить тебе весь мир.
— Я люблю тебя, — сказал Джованни.
— А уж я-то как люблю. — По крайней мере эти слова были правдой.
— Ладно, мне пора. — В голосе Джованни слышалось сдержанное ликование.
— И куда ты собрался? — спросил Корд.
— Ни за что не скажу. — Поразительно, но именно так кокетничала порой Шарлотта. — Желаю тебе хорошего дня, любовь моя.
— И тебе тоже, хитрюга.
Какое-то время Корд просто сидел и смотрел, как они причаливают к берегу. Ему нравились автобусные экскурсии, как их угощают напитками, — ему нравилось все в этом круизе, но было что-то особенно волнующее, когда корабль приближается к суше. Можно почувствовать себя исследователем или воином, — эх, когда-то жизнь была в сто раз опасней и интересней!
Как бы он хотел, чтобы два его внутренних мира никогда не соприкасались. А может, так оно и есть? Хватит ли сил держать их подальше друг от друга? С похмелья все казалось решаемым.
Во время завтрака Шарлотта была необычайно весела.
— Я так счастлива, — сказала она. — Все мои дети собрались здесь, за этим столом.
— Мамуля… — Реган потянулась к матери и обняла ее. Сегодня на ней были бейсболка, сарафан из жатого хлопка и сандалии
Шарлотта попыталась высвободиться из объятий дочери. На мгновение она встретилась глазами с Кордом и подмигнула — мол, «скажи, какая глупая?» Как будто Корд разделял мнение Шарлотты, что Реган глупая и что сломанная семья — это шуточки. Нет, никакие это не шуточки! Он страшно переживал за сестру и племянниц, он презирал ее мужа-подлеца. Ему так хотелось схватить Реган в охапку и встряхнуть ее, поводить по музеям и ресторанам с экзотическими блюдами, чтобы Реган снова стала такой, как много лет назад. Ему хотелось все исправить в ее жизни. Но вместо этого он отломил кусочек
Когда они сходили с корабля, Корд поддерживал мать за руку, а потом она сфотографировалась за картонным спасательным кругом ВЕСЕЛАЯ ЧИВИТАВЕККЬЯ! Интересно — выкупит ли потом Шарлотта фотографию в корабельной лавке на третьем уровне? Наверное, когда она умрет, Корд будет с тоской смотреть на эту картинку и, может быть, увеличит ее в «Офисмаксе»[115], чтобы поставить возле материнского гроба или урны.
Он отогнал от себя грустные мысли и, нацепив солнечные очки, зашагал дальше, ища среди толпы торговцев всякой ерундой и гидов с табличками их собственного гида.
— Он должен быть где-то здесь, — сказала Шарлотта. — На табличке должно быть написано «Перкинсы» или «Панорамы Рима».
— Не вижу такого, — ответила Реган, сощурившись на солнце.