Семейство Доддов за границей

«Милая Джеми,

„Мы ждемъ здсь герцогиню, которая не прибыла еще, но должна пріхать ныньче — завтра. Васъ, конечно, огорчитъ извстіе, что я былъ нездоровъ и боле недли пролежалъ въ постели въ Эмс“. — Огорчитъ! въ-самомъ-дл?- „Со мною была горячка“ — любовная горячка, очень врю. — „Теперь я сталъ гораздо-лучше“. — Никогда въ жизнь свою не былъ ты, старый лицемръ, такъ гадокъ! — „Я могу длать небольшія прогулки верхомъ“.

„Расходы моей поздки, ршительно неизбжныя, очень-значительны, такъ-что я полагаюсь на ваши заботы о соблюденіи строжайшей экономіи во время моего отсутствія“.

Досада едва не задушила меня, Молли, отъ этой мудрости. Вообразите себ наглое безстыдство человка, говорящаго мн, что въ то время, какъ онъ бросаетъ сотни фунтовъ на свои пороки, семейство его должно морить себя голодомъ, чтобъ дать ему средства для покрытія гнуснаго мотовства: „строжайшей экономіи во время моего отсутствія“ — о, еслибъ я была подл тебя, когда ты это писалъ!

Потомъ слдуетъ разный вздоръ о мстоположеніи, о город, въ которомъ они живутъ, и все описано такъ спокойно, какъ-бы дло шло о Брофф; все завершается словами: „Мистриссъ Г. Г. проситъ меня передать ея нжнйшее расположеніе“, — можетъ беречь его во всей цлости для К. Дж. — „вамъ и дочерямъ. Прощайте. Вашъ всею душою

„Кенни Джемсъ Доддъ“.

Каково письмецо? Ручаюсь, подобнаго не найдется въ «Полномъ Письмовник!» Отецъ семейства — и какого семейства! — такъ развязно разсуждаетъ о позорнйшемъ паденіи, какъ-будто говоритъ о погод или о цн овецъ на прошлой ярмарк. Вроятно, онъ льститъ себя надеждою, что его непринужденный тонъ лучше всего можетъ обмануть меня, что, говоря о своемъ поступк легкомысленно, онъ и меня соблазнитъ видть его въ такомъ же свт. Не-уже-ли жь онъ такъ мало знаетъ меня? Разв въ-теченіе послднихъ семнадцати лтъ удалось ему хоть однажды обмануть меня? Разв не открывала я за нимъ сотни гадкихъ проступковъ, о которыхъ и не думалъ онъ самъ? Скажу вамъ, милая Молли, что если заграничная жизнь приноситъ большую пользу нашему полу, то совершенно портитъ мужчинъ въ пожилыхъ лтахъ. Доживъ до пятидесяти или шестидесяти, въ Ирландіи они обращаютъ свои мысли къ вещамъ солиднымъ: посву, осушенію полей, къ тому, какъ бы достать денегъ въ-займы изъ Строительнаго Банка. За границею для нихъ нтъ такихъ занятій, потому они начинаютъ франтить, наряжаться въ лакированные сапоги, чернить бакенбарды и, подбивъ ватою здсь, подбивъ ватою въ другомъ мст, воображаютъ, что стали такими же, какъ были за тридцать лтъ. Ахъ, милая Молли, ахъ, мой другъ! вдь нужно только имъ взойдти на лстницу, нагнуться поднять платокъ или застегнуть ботинокъ, чтобъ открыть свою ошибку, но они не хотятъ ея замчать и полькируютъ съ шестнадцатилтними двушками!

Изъ всхъ такихъ старыхъ глупцовъ ни одного не видала я хуже К. Дж.! Его стыдъ тмъ непростительне, что понятенъ ему самому, Онъ всегда самъ говоритъ: «это длать не въ мои лта»; «на это я устарлъ»; я всегда прибавляю: «разумется; прекрасно это шло бы къ вамъ!» и тому подобное. Но что изъ того пользы, Молли? Суетность, тщеславіе совершенно ослпляютъ ихъ, и пока не сядутъ они вовсе безъ ногъ, все думаютъ, что могутъ танцевать галопъ!

Я могла бы много наговорить объ этомъ, но должна обратиться къ другому. Пожалуйста, повидайтесь, милая Молли, съ Томасомъ Порселемъ и скажите ему, въ какомъ положеніи мы остались, безъ копеііки денегъ и не зная, откуда достать хоть шиллингъ. Скажите ему, что я писала Уатерсу о развод, на который дйствительно ршилась бы, но дла К. Дж. въ такомъ положеніи, что онъ можетъ дать мн разв сущую бездлицу. Скажите, что я объявлю о К. Дж. въ газетахъ, и что «я не пощажу никого и ничего». Только такими угрозами можно испугать Тома Порселя.