Семейство Доддов за границей

Наконецъ мечты такъ овладли мною, что я не видлъ, не слышалъ, что происходило вокругъ меня. Ты поймешь мое состояніе, когда я скажу, что пробудился только отъ громкаго, долгаго хохота, загремвшаго отовсюду. «Что это? Что такое?» вскрикнулъ я въ изумленіи. «Да разв вы не видите, сэръ, что вы сорвали банкъ и банкиры ждутъ новыхъ денегъ, чтобъ продолжать игру?»

Да, милый Бобъ, я выигралъ у нихъ все, до послдняго наполеондора; и я сидлъ, машинально загребая свою груду золота и опять пересыпая его на средину стола, среди одобрительныхъ криковъ и хохота толпы, какъ-бы продолжая воображаемую игру. И я хохоталъ, опомнившись.

Деньги наконецъ были принесены. Четверо здоровыхъ людей втащили два тяжелые, обитые желзомъ ящика. Я жадно смотрлъ, какъ ихъ отпирали, какъ высыпали блестящую массу: я считалъ уже все опять своимъ. Мн кажется, что еслибъ кто предложилъ мн застраховать этотъ будущій выигрышъ за десять наполеондоровъ, я съ презрніемъ отвергъ бы условіе — такъ невозможна казалась мн измна счастья! И знаешь ли, Бобъ, что боле всего занимало меня въ эту минуту? Выраженіе, которымъ исказились лица зрителей при вид несметнаго богатства. Да, чудно было смотрть, какъ исчезла вся ихъ свтскость и сдержанность, какъ она смнилась своекорыстными страстями, завистью, ненавистью, жадностью; нжные, кроткіе глаза засверкали дикимъ огнемъ; сдые старики стали живы, суетливы; молодежь забыла о безпечности, невнимательности. Клянусь теб, во взорахъ, меня окружавшихъ, было больше животной неукротимости, нежели въ глазахъ собакъ, когда охотникъ отнимаетъ у нихъ загрызенную лисицу!

Я обернулся опять къ столу. На моемъ мст сидлъ изсохшій, бдно-одтый старикъ; онъ всталъ, чтобъ уступить мн стулъ, и въ движеніяхъ его выражалась та смсь нежеланія и робости, которая такъ жалобно проситъ пощады. Его лицо ясно говорило: «я бденъ, ничтоженъ, не могу спорить; но, еслибъ можно, остался бы на этомъ мст». «Пожалуй, останься», подумалъ я, и деликатно посадилъ его опять на стулъ.

«Счастливое мстечко досталось старику!» закричалъ кто-то въ толп сзади меня.

«Доддъ уступилъ свое старое мсто!» сказалъ другой.

«Я предпочелъ бы этотъ стулъ кресламъ директора Остиндской Компаніи!» закричалъ третій.

Я только улыбался нелпому предразсудку: разв мое мсто, а не меня полюбила фортуна! Какъ бы въ досаду глупому ихъ легковрію, поставилъ я на карту огромную сумму — и проигралъ! Въ другой, въ третій разъ я поставилъ карту — и опять проигралъ! И по комнат пробжалъ шопотъ, что счастье покинуло меня. Я перемнилъ свое счастливое мсто — и проигрывалъ карту за картой.

— Посторонись немножко, дай мн взглянуть на него, прошепталъ сзади кто-то своему пріятелю: — мн хочется взглянуть, каково держитъ онъ себя въ проигрыш.

— Отлично держитъ, отвчалъ другой.

— Удивительно! сказалъ третій: — въ немъ невидно ни досады, ни лихорадки. Отлично держитъ себя.

— Ну, а все-таки у него руки дрожатъ! Онъ судорожно смялъ вексель, ставя его.

— Да, его бросило въ потъ! Посмотрите, рука его влажна, наполеондоры прилипаютъ къ ней.

— Скоро отлипнутъ, скоро! сказалъ гладко-выстриженный господинъ, съ видомъ знатока.

И его замчаніе вызвало одобрительную улыбку у разговаривавшихъ.

— Я сосчиталъ его послднія пятнадцать картъ, сказалъ какой-то юноша дам, которую держалъ подъ-руку:- и сколько, вы думаете, онъ проигралъ? Сорокъ восемь тысячъ франковъ!

— Для одного вечера довольно! сказалъ я ему, улыбаясь, и они оба покраснли оттого, что ихъ слова разслушаны. Я закрылъ бумажникъ, и ушелъ въ другую комнату, гд играли въ вистъ и въ шахматы. Я взялъ стулъ и старался показать, что со вниманіемъ смотрю на ихъ игру, а сердце мое билось, какъ-бы хотло вырваться изъ груди. Не подумай, Бобъ, не подумай, что я трепеталъ отъ любви къ золоту. Клянусь теб, что не деньги, не жажда богатства владычествовала мною въ эту минуту. Истинная страсть игрока — остаться побдителемъ, не быть побждену, бушевала во мн. Я поставилъ бы на карту руку, честь, счастье, жизнь свою; я былъ какъ-бы въ поединк съ судьбой, и не могъ оставить мста битвы, не сокрушивъ или не сокрушившись!