Семейство Доддов за границей

— Во сколько часовъ открывается игорная зала? спросилъ я, какъ-бы изъ любопытства.

— Въ девять, monsieur le comte, сказалъ одинъ изъ банкировъ, свертывая газету и вынимая ключи отъ кассы; но, кром этихъ достойныхъ постителей (и онъ взглянулъ на нихъ съ видомъ презрительнйшаго состраданія) — игроковъ не бываетъ до четырехъ или даже пяти часовъ вечера.

— Такъ буду жь я у васъ раннимъ гостемъ, сказалъ я, садясь къ столу:- вотъ, для почину, двадцать наполеондоровъ.

Банкиръ стасовалъ, я снялъ и началъ играть. Началъ, говорю я, потому-что былъ единственнымъ игрокомъ: робкіе бдняки съ почтеніемъ окружили меня и изумленными глазами смотрли на невиданнаго въ кругу ихъ мильйонера. Толпа ихъ состояла изъ поселянъ, мелкихъ лавочниковъ; какой-то дряхлый, изнуренный нуждою старикъ внимательне всхъ слдилъ за каждою моею картою. Черезъ часъ я былъ въ выигрыш около двухсотъ фунтовъ, и продолжалъ ставить, по своему обыкновенію, по пяти или десяти наполеондоровъ.

— Соберите деньги и уйдите, шепнулъ мн на ухо старикъ: — для одного раза вы довольно выиграли: въ часъ получили вы больше, нежели получалъ я за два года тяжелаго труда.

— А чмъ вы занимались? спросилъ я, не поворачивая къ нему головы.

— Собственно я былъ на каедр римскаго права; но читалъ также лекціи исторіи и филологіи. Теперь я лишился мста. На минуту онъ умолкъ.

— Перестаньте же играть, началъ онъ снова:- вы опять все проиграете. Вы играете безъ разсчету. Игра идетъ «тройными полосами», а вы ставите по четыре раза.

— Herr Ephraim, я ужь остерегалъ васъ, вскричалъ банкиръ: — что если вы не перестанете мшать господамъ игрокамъ, то я васъ выведу черезъ полицію.

Старикъ задрожалъ съ ногъ до головы и торопливо началъ кланяться, прося извиненія и общаясь вести себя смирно.

— Кажется, вашъ костюмъ не такъ выгодно свидтельствуетъ о вашемъ богатств, продолжалъ банкиръ: — чтобъ давать хорошую рекомендацію вашимъ совтамъ.

— Правда ваша, господинъ банкиръ, сказалъ онъ, стараясь улыбнуться.

— Кром-того, если вы разсчитываете, что графъ, по своей доброт, дастъ вамъ талеръ по окончаніи игры, то лучшее средство заслужить такую милость — вести себя скромно и почтительно.

Лицо старика вспыхнуло заревомъ и мгновенно поблднло. Онъ хотлъ что-то сказать, но, хотя губы его шевелились, не могъ произнести ни одного звука; онъ захриплъ и упалъ къ стн. Я бросился къ нему, посадилъ его на стулъ, закричалъ, чтобъ подали вина, и влилъ ему въ ротъ рюмку. Онъ очнулся. Напрасно я настаивалъ, чтобъ онъ выпилъ еще: старикъ, благодаря меня, порывался уйдти.

— Я провожу васъ Herr Ephraim, сказалъ я:- вы такъ ослабли. Гд ваша квартира?

— Нтъ, нтъ, Herr Graf, отвчалъ онъ, давая мн титулъ, слышанный отъ банкира. — Я могу идти одинъ; я теперь ничего; я лучше пойду одинъ.

— Оставьте его, сказалъ банкиръ:- онъ стыдится, что вы увидите, какъ онъ живетъ.

Въ-самомъ-дл, старикъ стыдился, и я долженъ быль его оставить

— Теперь можемъ продолжать игру, сказалъ банкиръ, когда старикъ ушелъ.- Messieurs, faites votre jeu!

Я былъ не въ такомъ расположеніи, чтобъ играть; я не могъ позабыть о бдняк, о его оскорбленіяхъ и безпомощности. Но гордость не позволяла мн обнаружить своихъ чувствъ, потому-что надобно теб сказать, милый Бобъ, холодность, безстрастіе — правило для игрока; нарушить его значитъ нарушить приличіе, показать слабость. Но я сказалъ теб, Бобъ: голова моя была занята не игрою. Слдствія скоро обнаружились; я терялъ карту за картой.

— Вы не въ удар, monsieur le comte, сказалъ мн банкиръ, загребая ставку, которая учетверилась, потому-что я и не замтилъ, какъ проигралъ ее три раза. — У меня такъ и срывается съ языка: отложите игру до другаго раза!

— Еслибъ вы сказали это за полчаса, съ горечью отвчалъ я: — вашъ совтъ стоило бы послушать. Идутъ послдніе десять луидоровъ изъ моихъ двадцати тысячъ франковъ! И они ушли, милый Бобъ, перешли въ т же безсовстныя руки, которыя сгребли со стола все мое богатство!

Нсколько секундъ я просидлъ не двигаясь съ мста, не говоря ни слова; мн нужно было оправиться отъ жестокаго удара, но я чувствовалъ, что оправлюсь, что прежняя твердость и сила возвращаются ко мн. Потомъ я вышелъ на воздухъ, закурилъ сигару и пошелъ по тропинк на гору въ густую сосновую рощу. Нсколько часовъ бродилъ я, самъ не зная по какимъ направленіямъ, и только почувствовавъ жажду, остановился у маленькаго ручья и увидлъ, что перешелъ гору и стою у выхода въ долину, орошаемую рчкою, по всмъ примтамъ превосходною для уженья. И дйствительно, неочень-далеко отъ меня стоялъ по колно въ вод человкъ и съ увлеченіемъ смотрлъ на движеніе поплавка своей удочки. Кто, кром англичанина, могъ здсь предаваться этой національной нашей забав? А если видишь до-сыта земляковъ своихъ по всмъ европейскимъ городамъ, то пріятно встртить одного изъ нихъ тамъ, гд вовсе не ожидаешь. Потому я подошелъ къ нему пожелать удачи, и подошелъ въ ту самую мянуту, какъ онъ вытащилъ большую, прекрасную рыбу.

— Вижу, сэръ, сказалъ я: — что рыба здсь не такъ напугана какъ у насъ. У насъ такая прелесть не скоро бы поддалась.