Семейство Доддов за границей

Ты, конечно, спросишь: „а баронъ фон-Вольфеншеферъ? гд онъ, что съ нимъ?“ Ахъ, какъ ты скучна, милая Китти, съ твоими дкими напоминаніями о старой, врной привязанности! Прекрати ихъ пожалуйста. Впрочемъ, о барон могу теб сказать, что онъ, какъ говоритъ въ письм, полученномъ мною вчера, не можетъ пріхать въ Баденъ: его отецъ не въ ладу съ баденскимъ мистерствомъ, и Вольфеншеферъ именно просилъ меня не упоминать здсь его имени. Онъ повторяетъ намъ свое приглашеніе провесть нсколько недль въ его замк; быть-можетъ, это будетъ согласно съ нашими планами, потому-что сезонъ здсь кончается рано, и надобно же гд-нибудь провесть конецъ осени, такое же скучное время передъ зимнимъ сезономъ, какъ часъ въ гостиной передъ обдомъ. Конечно, мы дождемся возвращенія папа, и тогда дадимъ отвтъ; вроятне всего, что мы подемъ въ его замокъ. Не стыдно ли теб, Китти, напоминать мн о дурачествахъ дтства? Не припомнишь ли еще чего-нибудь изъ шалостей моего младенчества? Ты знаешь не хуже, если не лучше меня, что привязанность, о которой ты намекаешь, никогда не могла имть серьёзнаго смысла. Докторъ Бельтонъ также не могъ принимать ее серьёзно, если только не совершенно лишенъ здраваго смысла и разсудительности, которую всегда я въ немъ предполагала. Не скажу, что, въ наивной веселости дтства, я не забавлялась его шутливымъ ухаживаньемъ за мною. Но ты столько же можешь упрекнуть меня въ непостоянств и за то, что я перестала интересоваться игрою въ куклы, которыми нкогда восхищалась, какъ и за то, что я перестала играть роль въ этомъ смшномъ самообольщеніи.

Я вижу только одно, Кигти: молодой человкъ, о которомъ ты пишешь, иметъ мало самолюбія; даже и это въ твоихъ глазахъ вроятно, будетъ достоинствомъ, потому-что ты нашла въ немъ ужь столько совершенствъ, нисколько для меня неинтересныхъ. Но говорить объ этомъ предмет такъ непріятно, что я прошу тебя, не упоминать о немъ боле. Если ты принимаешь въ немъ такое живое участіе, какъ пишешь, то могу сказать теб одно: ты можешь найдти средство вознаградить его за страданія безъ всякаго соучастія твоей преданной

Мери Анны.

ПИСЬМО II

Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.

Милая, несравненная Китти,

Прежнее письмо мое задержано здсь, и съ тою же окказіею пишу теб новое. Я думала, что вздохи моего грустнаго сердца ужь несутся къ теб, и вдругъ открываю, что мистеръ Кэвендишъ отправитъ курьера въ Лондонъ нераньше субботы. Такимъ-образомъ успю я, быть-можетъ, разсказать теб о блестящемъ пикник, который мы предполагаемъ назначить въ четвергъ въ Эберштейнскомъ Замк. Здсь вс даютъ пикники; разумется, намъ неприлично отстать отъ другихъ. Джемсъ пугаетъ насъ огромностью издержекъ: это ему очень пристало, когда онъ ставитъ на карту по пятидесяти или шестидесяти наполеондоровъ! Надобно еще прибавить, что на пикникахъ каждый участвующій взноситъ нсколько денегъ и, слдовательно, вся тяжесть расходовъ не можетъ упасть на одно семейство. Мило Блэкъ О'Дойеръ проситъ, чтобъ мы вс хлопоты предоставили ему, и мн кажется, что это и лучше всего, не говоря ужь о той выгод, что онъ пошлетъ въ свою газету великолпное описаніе нашего праздника. Княгиня де Нангазаки пріхала съ визитомъ, потому до слдующаго раза кончаю письмо.

Возвращаюсь къ письму прибавить, что пикникъ назначенъ въ четверкъ, и число участвующихъ ограничено, по особенному желанію княгини, сорока персонами; списокъ ихъ будетъ составленъ ныньче вечеромъ. Наши мама подутъ въ коляскахъ, двицы и молодыя дамы верхами; мужчины — какъ будетъ удобне. Пока ршено только. Я восхищена. Ахъ, еслибъ ты была съ нами, милая Китти!

Четверкъ, утро.

Ахъ, Китти, какой ужасный день! хуже лондонскаго декабря! Дождевыя тучи спускаются съ горы, втеръ страшно рветъ. Теперь семь часовъ. Горничная разбудила и одла меня. Къ мама присланы дв записки на французскомъ язык; она дожидается меня прочитать ихъ, и дать отвтъ. Спшу узнать, о чемъ эти записки.

Одна изъ записокъ отъ герцогини де Саргансъ, заключаетъ только два слова: Que faire? другая отъ княгини де Нангазаки, которая пишетъ, что «соображая, сколькихъ безпокойствъ стоилъ мама пикникъ», кажется, надобно хать, какова ни будетъ погода. Княгиня говоритъ, что можно будетъ обдать въ герцогскомъ замк, а не на открытомъ воздух. Это предвщаетъ недоброе: слова княгини, кажется, выражаютъ, что праздникъ даемъ мы; но я не высказала этого подозрнія, чтобъ не подвергнуть мама и себя страшному стыду. Если бда неизбжна, истинная философія повелваетъ покориться.

Десять часовъ.