Я ему низко поклонилась; онъ бросился изъ комнаты и хлопнулъ дверью такъ, что она чуть не сорвалась съ петель. Черезъ минуту въ моихъ объятіяхъ была мама, растроганная, изнемогающая отъ волненія нжной радости.
— Я побдила, мой другъ, сказала она:- мы принимаемъ приглашеніе и отправляемся завтра же.
Здсь я должна остановиться, милая Китти, потому-что надобно готовиться къ отъзду. Какая судьба ждетъ меня — не знаю; не могу даже отгадывать, что готовитъ будущее для твоей врной и преданной
Мери Анны Доддъ.
ПИСЬМО VI
Мистриссъ Доддъ къ мистриссъ Мери Галларъ, въ Додсборо.
Только по прибытіи нашемъ въ прекрасное жилище, мудреное имя котораго выставлено надъ моимъ письмомъ, я почувствовала себя успокоившеюся на столько, чтобъ продолжать корреспонденцію съ вами. Со дня, въ который возвратился К. Дж., жизнь моя была параллаксомъ болзни! Въ К. Дж. никогда не было и слда возвышенныхъ, или деликатныхъ чувствъ; но эта женщина, эта мистриссъ Г. Г.- не могу писать полнаго ея прозванія, хотя бы давали мн за то двадцать фунтовъ — она сдлала его еще хуже, еще суетне, надменне. Еслибъ вы знали, какъ я должна съ нимъ мучиться, вразумляя его, доказывая ему, какъ онъ смшонъ, какъ вс хохочутъ надъ нимъ, вы пожалли бы меня. О благодарности за то, мой другъ, онъ и не думаетъ: за вс мои тяжелыя заботы о его исправленіи онъ платитъ такою же безчувственностью, какъ бы я смотрла сквозь пальцы на вс его постыдныя наклонности. Да, тяжелъ мой долгъ и надобно дивиться, какъ у меня достаетъ силы исполнять его.
— Не кончили еще, мистриссъ Д.? говоритъ онъ однажды: — не кажется еще вамъ, что можно было бы дать мн немного отдыха?
— О, я желала бъ отдохнуть! сказала я: — это сводить меня въ гробъ! Но я должна исполнять свой долгъ, и пока еще владю языкомъ, буду исполнять его! Когда меня не будетъ на свт, К. Дж., когда не будетъ меня, вы не будете имть права сказать: «что жь, она виновата, она мн не говорила, она меня не останавливала». — Клянусь вамъ, Молли, все, что только можетъ сказать женщина мужчин, было мною сказано ему, и правду я вчера говорила ему: «если я не изгнала изъ васъ надменности, то потому только, что этотъ порокъ неизгладимо вкоренился въ вашей гадкой натур».
Оставивъ Баденъ, мы перехали въ городъ, который называется Раштадтомъ; это большая крпость, которую строятъ, говорятъ, чтобъ она защищала Рейнъ; но это смшно: отъ нея до рки столько же, какъ отъ нашего Додсборо до Кёллевой мельницы. Тамъ держалъ насъ К. Дж. три недли, вроятно, въ той надежд, что меня убьетъ невыносимый шумъ. Подъ нашими окнами учили солдатъ, дрессировали лошадей, стрляли изъ пушекъ съ утра до ночи; сначала, по новости, это было занимательно; но потомъ стукъ и громъ надоли, измучили такъ, что у меня болла голова.
— Удивительно еще, сказала я ему однажды: — что вы не остановились въ казармахъ:- это было бы совершенно по вашему вкусу.
— Очень вроятно, мадамъ, сказалъ онъ, что я окончу жизнь по близости отъ казармъ; рядомъ съ ними долговая тюрьма.
— Я намекала на ваши рыцарскіе вкусы. Вы рождены завоевателемъ, сказала я.
— Завоевателемъ? Не знаю; но едва-ли какой герой былъ столько разъ подъ огнемъ самыхъ несносныхъ и ежеминутныхъ атакъ.
— Да, да, и она сжалилась надъ вашею беззащитностью, то-есть, Молли, я продолжала намекать о мистриссъ Г. Г.: — она избавила васъ наконецъ отъ своихъ нападеній.
— Послушайте же, мистриссъ Д., сказалъ онъ, стукнувъ кулакомъ но столу: — если еще скажете слово… если хоть заикнетесь объ этомъ, не зовите меня Кенни Доддомъ, когда не отправимся мы съ вами въ Додсборо. Въ дурной часъ мы его покинули, но не веселымъ часомъ будетъ и наше возвращеніе!
Когда онъ становится такъ грубъ, Молли, я не произношу ни слова. Не привыкать мн быть страдалицею; потому оставалось только подождать молча минуты дв, и потомъ подвергнуться сильному истерическому припадку: это лучшее средство противъ К. Дж. и бситъ его до сумасшествія.
Я представила вамъ легкій образецъ того, какъ мы жили; такія пріятности разнообразились варіаціями о нашихъ издержкахъ, о мотовств и шалостяхъ Джемса и тому подобномъ. Очень-милые, истинно-семейные разговоры! Да, Молли, стыжусь признаться, но мой характеръ начиналъ изнемогать подъ ихъ бременемъ. Я чувствовала, что даже дочь Мек-Керти не въ силахъ устоять противъ такого безчеловчнаго варварства. И не знаю почему, быть-можетъ, здсь такой климатъ, даже слезы не помогали мн, какъ, бывало, прежде. Мн кажется, что наконецъ самыя крпкія силы истощаются; но вдь мн еще не столько лтъ, чтобъ рыданія ужъ не могли облегчать меня.