Семейство Доддов за границей

— Позвольте мн взять это, сказала я и взяла письмо:- онъ самымъ любезнымъ и радушнымъ образомъ приглашаетъ насъ провести нсколько времени въ его замк и увдомить его, когда наши планы позволятъ намъ осчастливить его посщеніемъ.

— Онъ говорилъ, что тамъ отличныя мста для охоты и множество какихъ-то тетеревовъ, которые называются Auerhahn.

— Помнится, онъ говорилъ также, что у него отличное штейнбергское, разлитое въ бочки ужь двсти лтъ.

Я желала бы, милая Китти, чтобъ они разсуждали о моей судьб, не принимая въ соображеніе ни вина, ни куликовъ; но они были такъ увлечены этими удовольствіями, приходившимися имъ по характеру, что оба въ одинъ голосъ закричали: «Такъ писать ему: „согласны“, писать сейчасъ же!»

— Вы соглашаетесь на его предложеніе, папа? спросила я.

— Ахъ, канальство! объ этомъ-то я и позабылъ! сказалъ онъ. — объ этомъ надобно подумать; надобно спросить совта и у твоей матери. Отнеси ей письмо или, лучше, скажи, что я хочу переговорить съ нею.

Папа и мама, съ самаго возвращенія папа, еще не видлись, не говорили ни слова другъ съ другомъ; потому меня очень обрадовалъ этотъ случай къ возстановленію между ними согласія.

— Не уходи, Мери Анна, сказалъ Джемсъ, когда я хотла удалитьсе въ свою комнату, боясь его грубыхъ насмшекъ, если останусь наедин съ нимъ: — мн нужно съ тобой поговорить. Онъ сказалъ это съ нжностью и участіемъ, такъ-что я осталась. Его лицо было серьёзно, чего я прежде почти никогда не видала; онъ говорилъ тономъ, совершенно для меня новымъ.

— Позволь мн быть твоимъ другомъ, Мери Анна, сказалъ онъ, — а чтобъ быть твоимъ другомъ, позволь мн говорить со всею прямотою и откровенностью. Если я скажу что-нибудь непріятное для твоихъ чувствъ, пойми такія слова въ настоящемъ ихъ смысл, то-есть, что лучше я хочу сказать теб непріятное, нежели видть, что ты длаешь важнйшій шагъ въ цлой жизни, не обдумавъ его послдствій. Отвчай же мн на два или на три вопроса, которые предложу я теб, но отвчай по чистой правд, безъ всякой утайки, все, какъ чувствуешь.

Я сла подл него; онъ взялъ мою руку.

— Скажи же, Мери Анна, прежде всего: ты любишь этого барона фонъ-Вольфеншефера?

Могла ли я отвчать на такой вопросъ однимъ словомъ? Какъ рдко случается въ жизни, Китти, что личныя достоинства, общественное положеніе человка во всхъ отношеніяхъ соотвтствуютъ честолюбивымъ мечтамъ двическаго сердца! Иной хорошъ собою, но бденъ; другой богатъ, но не знатнаго рода; тотъ уменъ, но его дарованія затемняются недостатками характера; другой холоденъ, скрытенъ, несообщителенъ, иметъ сто непріятныхъ качествъ, а между-тмъ все-таки долженъ назваться «прекрасною партіею».

Мн кажется, что очень-немногія двушки выходятъ за человка, за котораго хотли бы выйдти; я думаю, что такіе случаи принадлежатъ къ числу самыхъ рдкихъ въ мір; обыкновенно бракъ — разсчетъ такого рода: выбираю мужа за одно качество, несмотря на другое, непріятное качество; примиряюсь съ однимъ качествомъ, потому-что нравится мн другое. Таковы-то, мой другъ, соображенія, которыми руководствуется при выбор мужа свтская двушка, знающая требованія свта и способная цнить вс условія, нужныя для хорошаго положенія въ обществ.

Это небольшое отступленіе показываетъ теб, что происходило въ моемъ ум, пока Джемсъ ожидалъ отвта на свои слова.

— Слдовательно, сказалъ онъ наконецъ: — на вопросъ этотъ не такъ легко отвчать, какъ я думалъ. Перейдемъ же къ слдующему. Не отдано ли ужь кому-нибудь другому твое сердце?

Что могла я отвчать на это? Конечно, «нтъ, ршительно нтъ!» Но подобные разспросы такъ затруднительны, милая Катти, что я покраснла и смшалась. Замтя это, Джемсъ сказалъ:

— Бдняжка! какой тяжелый ударъ для него! Вдь я знаю, онъ любилъ тебя.

Я старалась выказать изумленіе, досаду, старалась показать, что не понимаю словъ его; но съ недогадливостью, какою отличаются только братья, онъ продолжалъ:

— Послднія слова его при нашемъ прощань были: «Не дай ей забыть меня!»

— Могу ли я спросить, сказала я гордо: о комъ ты говоришь?

Эти простыя, незаключающія въ себ ничего обиднаго слова ужасно раздражили его, милая Китти: онъ вскочилъ, топнулъ ногою, и началъ осыпать меня грубою бранью; онъ называлъ меня «бездушною кокеткою», «гадкою тварью» и другими столь же пріятными и столь же заслуженными именами.

Осыпаемая оскорбленіями, я спокойно подвинула къ себ пяльцы и стала вышивать начатую картину «Врный пастушокъ», напвая про-себя романсъ.

— Не-уже-ли ты въ-самомъ-дл бездушное существо, Мери Анна? спросилъ онъ.

— Милый братецъ, сказала я:- если не ошибаюсь, вамъ необыкновенно хотлось сдлаться гвардейскимъ гусарскимъ или уланскимъ офицеромъ? Но если вашихъ достоинствъ не хотятъ оцнить въ конной гвардіи, откажетесь ли вы отъ армейской пхоты?

— Какую связь это иметъ съ предметомъ нашего разговора? закричалъ онъ съ досадою.

— Самую тсную; но такъ-какъ вы не можете отъискать ея, то позвольте и мн уклониться отъ этой обязанности.

— Такъ ты хочешь быть баронессою? сказалъ онъ грубо.