Семейство Доддов за границей

Мистриссъ Д. думаетъ, что «сойдетъ съ ума». Если опасеніе серьёзно, то въ Раштадт можно сумасшествовать дешевле, нежели гд-нибудь, въ Баден, напримръ. Здсь мы расходуемъ въ недлю по два фунта на персону, а за столъ и квартиру берутъ не разбирая, кто въ своемъ ум, кто нтъ. Мысли мои жестоки, милый Томъ, но вамъ извстна система мистриссъ Д. Вы знаете, что не вс надежды, которыя она подаетъ, исполняетъ на дл. Мери Анна настаиваетъ, чтобъ я увидлся съ ея матушкою; но пока еще не чувствую въ себ силы на это. Быть-можетъ, завтра, осмотрвъ крпость, буду воинственне, а теперь подаютъ обдать и обольстительный запахъ влечетъ меня.

Вторникъ.

Измученъ до смерти, милый Томъ. Старый ветеранъ не избавилъ меня ни отъ одной галереи, ни отъ одного каземата, и я въ ныншнее несчастное утро исходилъ боле двадцати миль!.. Мало этого: я долженъ былъ разсматривать картечь, брать въ руки ядра, наводить мортиры, просовываться въ амбразуры, такъ-что у меня разломило спину отъ усталости. Онъ говорить, что показалъ мн все — клянусь вамъ, правда! Хуже всего было ходить наклонившись по темнымъ корридорамъ, фута въ четыре вышины. Не могу писать отъ боли въ спин. Вашъ

Кенни Дж. Доддъ.

Пишите мн въ Раштадтъ, въ гостинницу «Золотаго Быка», потому-что я остаюсь здсь по-крайней-мр на мсяцъ.

ПИСЬМО V

Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.

Раштадтъ, гостинница «Золотого Быка».

Милая, несравненная Китти,

Мн остается только четверть часа, чтобъ торопливо, дрожащею отъ біенія сердца рукою, написать теб нсколько строкъ. Да, мой другъ, роковая минута настала, настало страшное мгновенье, когда должна ршиться моя судьба. Вчера вечеромъ, когда я длала чай для папа, прискакалъ къ нашему отелю лакей съ письмомъ къ «достопочтенному и достоуважаемому лорду Додду-Додсборо.» Разумется, такимъ титуломъ означался папа, потому онъ распечаталъ и прочиталъ письмо, которое было на англійскомъ язык или по-крайней-мр нарчіи, похожемъ на англійскій языкъ.

Не стану приводить теб подлинныхъ его выраженій, чтобъ мимолетно-втренная улыбка не пробжала въ этотъ серьёзный часъ по лицу, выражающему глубокое участіе въ судьб твоей Мери Анны. Письмо было отъ Адольфа фон-Вольфеншефера, который предлагаетъ мн свою руку, санъ и богатство. Я упала въ обморокъ, услышавъ это, и очнулась только благодаря усиліямъ папа отгадать странные звуки, выражаемые странною фразеологіею письма.

Лучше было бы ему писать не поанглійски, Китти. Ужасно-оскорбительно, что сюжетъ, столь важный по своей сущности, обезображенъ грамматическими нелпостями и, кром-того, нашъ грубый языкъ неспособенъ къ деликатнымъ, полуяснымъ, полутемнымъ намекамъ о будущемъ блаженств. Папа и даже Джемсъ нашли въ письм недостатокъ тонкаго уваженія къ моей скромности, недостатокъ нжной симпатіи, которой бы я должна ждать въ подобную минуту. Они хохотали самымъ грубымъ образомъ надъ нсколькими орографическими ошибками, хотя предметъ письма могъ бы вызвать въ нихъ чувства совершенно-другаго рода.

— Вотъ такъ штука: свадебное предложеніе! а я думалъ, что это требованіе отъ полиціи! вскричалъ папа.

— Да, да, кричалъ Джемсъ, предложеніе теб, Мери Анна. Слушай:

«Баронъ Адольфъ фонъ Вольфеншеферъ, не меньше, какъ съ впредьтекущевременность будущей испытыванной любовемъ, смирнйшее и пріятельнйшее предложеніе себя зимъ длаетъ; со всми какъ поименовуемыми, такъ начисляющими принадъ лежностями, въ имньяхъ и майорствахъ, любезной и хорошенькой, очень хорошенькой дв, первой дочери весьма почитающаго и достоуважающагося лорда Додда фонъ Додсъ-боровъ».

— Пожалуйста, перестань, Джемсъ, сказала я: — грубыя шутки здсь ршительно неумстны; сердце мое не должно служить для васъ забавою.

— Нтъ, это письмо — драгоцнность! кричалъ Джемсъ и продолжалъ.

«Такъ выше называющій Адольфъ фонъ Вольфеншеферъ, нжно-небесною, неземноживущею любовью восхищаясь во всхъ волновующихся вострепетаніяхъ безъотчаянноуповающейся приверженности»…

— Папа, я прошу и желаю, чтобъ со мною не шутили такъ грубо. Намренія барона довольно-ясны, и мы не имемъ обязанности поправлять слогъ его англійскихъ писемъ.

Я сказала это гордо, Китти, и мистеръ Джемсъ увидлъ себя принужденнымъ сохранять по-крайней-мр наружное уваженіе къ моимъ чувствамъ.

— Ну, я не думалъ, что ты пріймешь это серьёзно, милая Мери Анна, сказалъ онъ. Еслибъ я думалъ…

— Почему же вы не думали, Джемсъ? Я уврена, что древній родъ барона, его санъ, его состояніе, его положеніе достаточно…

— Мы не знаемъ его рода и состоянія, прервалъ папа.

— Но вы могли бъ знать, сказала я. Здсь, въ конц письма, онъ приглашаетъ насъ провесть нсколько недль въ его фамильномъ замк, въ Шварцвальд.

— Да, онъ именно предлагаетъ, въ слдующихъ выраженіяхъ — дерзко закричалъ оцягь Джемсъ:

«Необыкновенно древеный замокъ, гд многіе вки его благорожденные и высокопоставленные предки сидли» и гд теперь его «лтопрестарлый, но староблагопроницательный урожденный отецъ сидитъ».

— Повтори, Джемсъ, сказалъ батюшка.