Семейство Доддов за границей

Иныя матери ничего не хотятъ замчать, но это можетъ завести иногда слишкомъ-далеко, особенно за границею; другія не хотятъ имть никакой снисходительности, но этимъ отталкиваютъ мужчинъ. Зачмъ и ставить сти, если кричать и отпугивать птицъ!

Мое мнніе, Молли, таково: лучше всего умренная сурвельянцъ, какъ говорятъ французы; такой надзоръ, который говоритъ молодымъ людямъ: „я смотрю за вами; я не противъ невинныхъ развлеченій и прочее, но не позволю длать глупостей, любви не должно быть“. Иначе нельзя; часто случается, что хорошій женихъ пугается кокетствомъ, въ-сущности невиннымъ: „она заходитъ далеко“, думаетъ онъ, „эти взгляды, эти нжности, эти… мн не нравятся“.

— Да любитъ ли она его? сказалъ К. Дж.: — любитъ ли его Мери Анна? Это главное.

— Разумется, любитъ, сказала я. — Если двушка сохранила свое сердце, она всегда полюбитъ приличнаго жениха. Вдь онъ хорошій женихъ?

— По его же увренію, хорошій.

— И баронъ?

— Баронъ.

— И у него прекрасный замокъ съ огромнымъ паркомъ?

— Да, по его увренію.

— Итакъ я уврена, что ей нтъ никакихъ препятствій любить его.

— Во всякомъ случа, надобно переговорить съ нею, сказалъ онъ, и послалъ Джемса позвать ее.

Джемсъ возвратился чрезъ минуту; но этого краткаго времени было для К. Дж. достаточно, чтобъ предаться порыву своего бшенаго характера по поводу моего дружескаго предостереженія, чтобъ онъ былъ деликатне при сообщеніи Мери Анн этого извстія.

— Разв не дочь она мн? сказалъ онъ, топнувъ ногой, и я, на зло ему, промолчала, не сказала „да“, на его наглый вопросъ.

— Я васъ спрашиваю, дочь она мн, или нтъ? закричалъ онъ снова.

Я не отвчала ему ни полслова.

— Хорошо, пусть она и не моя дочь, сказалъ онъ: — отцовская власть надъ нею все-таки принадлежитъ мн.

— Да, вы можете выказать надъ нею все ваше варварство и тиранство.

— Послушайте же, мистриссъ Д., началъ онъ, но, къ-счастью, въ этотъ самый мигъ вошли Джемсъ и Мери Анна, и онъ остановился.

— Ахъ, милый папа! вскричала Мери Анна, падая къ его ногамъ и скрывая свое лицо на груди его. — Могу ли я разстаться съ вами и милою мама.

— Объ этомъ-то мы и поговоримъ, другъ мой, сказалъ онъ сухо, раскрывая табакерку и нюхая табакъ.

— Вашъ батюшка не можетъ владть собою отъ волненія, душа моя, сказала я.

— Покинуть счастливую семью мою! рыдая, сказала Мери Анна (бдная! сердце ея разрывалось): — о! и самая мысль о томъ мучительна.

— Разумется, сказалъ К. Дж. тмъ же самымъ сухимъ, холоднымъ голосомъ. — Но мы видимъ, что это длается каждый день. Спроси у матери…

— Нтъ, не ссылайтесь на мой примръ, сказала я: — мой удлъ неободрителенъ.

— Ну, каковъ бы тамъ ни былъ вашъ удлъ, а все-таки вы ршились попробовать его, сказалъ онъ съ усмшкою.

Потомъ, обратившись къ Мери Анн, продолжалъ:

— Я вижу, что Джемсъ разсказалъ теб все; мн остается только спросить о твоихъ чувствахъ…

— Ахъ, бдное мое сердце! сказала она, прижимая руку къ груди — могу ли я измнить привязанности…

— Тебя и не заставятъ измнять, сказалъ онъ. — Если твоя любовь искренна, то, хоть я и не считаю для тебя выгодной партіею Петра Бельтона…

— Ахъ, не о немъ говорю я, папа.

— Разумется, не о немъ… этого никогда не было… это невозможно, сказала я.

— Ну, тмъ лучше, сказалъ онъ. — Теперь будетъ рчь объ этомъ барон фонъ… не могу припомнить его имени: — какъ ты думаешь, можешь ли ты съ нимъ быть счастлива? Знаешь ли его характеръ, его привычки на столько, чтобъ отвчать ршительно?

— Ахъ, онъ чрезвычайно любезенъ, милъ, блестящъ…

— Это все еще ршительно ничего не значитъ; самый отличный паркетный шаркунъ можетъ быть дурнымъ мужемъ.

— Позвольте мн говорить съ Мери Анною, сказала я. — Только женское сердце понимаетъ эти вещи, Молли; мужчины разсуждаютъ о нихъ, какъ-будто судьею долженъ быть разсудокъ. И съ этими словами я увела ее въ свою комнату.

Нтъ надобности пересказывать вамъ все, что я говорила ей, что она отвчала мн; скажу только, что никогда я не видала такой разсудительной двушки. Она съ перваго раза поняла какъ-нельзя-лучше наше положеніе. Она видла, что невозможно ручаться, долго ли мы удержимъ К. Дж. въ Европ; что, быть-можетъ, завтра, послзавтра онъ вздумаетъ возвратиться въ Ирландію. Каково будетъ тогда наше положеніе? „Я не сомнваюсь, говоритъ она, что еслибъ мн дали жить въ Европ, я могла бъ найдти себ нчто-лучшее. Зная теперь жизнь, я уврена въ себ; но если мы удалимся съ поля битвы до начала кампаніи, гд мы пожнемъ лавры, мама?“ Это ея слова, и они прекрасно выражаютъ мысль.

Наконецъ мы согласились, что лучше всего принять приглашеніе барона постить его замокъ: увидвъ его помстья и образъ жизни, можно будетъ ршить, принимать ли его сватовство.