Семья Рутенберг. Семейная хроника

работу, жильё, налаженную жизнь и ехать с ним, бесправным

изгоем, в неизвестность!

Маргарита сняла круглые очки, достала из рукава малень-

кий, кружевной платочек, вытерла уголки глаз:

— Не удивляйтесь, Исак Аронович! Я люблю вас. Давно.

Мужчины так не наблюдательны.

В половину третьего ночи (Рита считала, что это самое без-

опасное время) они встретились у пригородных касс. Она уже

взяла билеты до Ростова, чтобы запутать шпиков, если станут

искать.

В поезде Маша спала на коленях у папы, а они всю ночь раз-

говаривали тихим шопотом. Так много надо было рассказать

друг другу.

288

1925 – 1941 годы

Родители Риты умерли в 1922-ом от испанки, воспитывала

её тётка. Неуклюжая, очкастая, застенчивая девочка всю жизнь

чувствовала себя гадким утёнком, золушкой.

— Что ж ты выбрала такого задрипанного принца? — улыб-

нулся Исак. — Ещё и беглого.

— Другого мне не надо.

Под утро Рита задремала. А Исак всё не спал, всматривался

в её милое, некрасивое, но уже такое родное лицо. Какое сча-

стье, что он не один. Что нашлась живая душа, не бросившая

его в беде. И дочке будет полегче. Уживутся ли они? Хватит

ли у Риты доброты, тепла и такта — растить падчерицу, стать

для неё матерью? Это самое главное.

Из Ростова он отправил в институт заказным письмом

заявление об увольнении «по семейным обстоятельствам».

Рита успела оформить отпуск накануне вечером.

К маленькому дому Амалии Карловны на Соляной, неда-

леко от Волги, они подъехали воскресным утром. Исак робел:

свалились, как снег на голову, даже телеграммы из Ростова

не дали. Но тетя встретила их радостно, расцеловала племян-

ницу, с острым любопытством разглядывала Исака («Мой же-

них», — смущенно сказала Рита), её внучки раздели Машеньку, по-

садили на горшок.

Рассказ Риты об их «чрезвычайных обстоятельствах» тётя

выслушала спокойно.

— Правильно сделали. И не бойтесь, искать вас по всей

России они не будут. Ишь, «под землёй разыщем!» Пугают.

Им куда проще схватить любого другого и заставить его под-

писать эту подлую бумагу. Сейчас покормлю вас, и пойдём

к Берте Францевне. Её Фридрих опять на Диксоне зимует, а у

меня нынче тесно, кроме своих ещё Лизочка Егер с дочкой.

Кстати, Густав перед смертью писал мне о своей любимой уче-

нице Розе Рутенберг. Она вам не родственница?

— Старшая сестра. А Густава Карловича я прекрасно помню.

— Тесен мир. О работе не беспокойтесь, я тут выросла, меня

в Саратове каждая собака знает. Депутат горсовета и прочая

и прочая.

Ельня, 1925 год

289

В самом деле, всё уладилось в три дня. Рита устроилась в го-

родскую библиотеку, а Исак пошёл в школу Амалии Карловны

преподавать физику в старших классах.

Держать в руках класс Исак не умел. Характер не тот. На его

уроках даже курили втихую. К счастью, старый приятель тёти

Амалии помог оформиться преподавателем в Артиллерий-

ское училище. Исаку присвоили звание капитана, и он впер-

вые в жизни надел гимнастёрку с одной шпалой в петлицах.

Читать курсантам математику и баллистику было куда легче

и приятнее, чем воевать с местной шпаной.

Машенька с «тётей Ритой» подружилась сразу, и слушалась

её лучше, чем папу.

Писать в Ельню Исак побоялся, написал Блюме в Питер.

В мае приехали родители — познакомиться с новой невесткой.

Перед отъездом мамелэ вздохнула:

— Опять гойка! Что, хороших еврейских девушек уже не

осталось? Не сердись, Рита мне понравилась. Порядочная жен-

щина, не чета твоей первой.

Ельня. Дети и внуки

Летом 1940 года в старом доме на Каплинской получил-

ся «большой сбор». Приехали все свои (кроме Яши, конечно),

да ещё и Маня Ровенская прислала дочек, Симу и Мусю.

В марте Моисей Абрамыч консультировал на кафедре свою

аспирантку. Вдруг он схватился за грудь:

— Пожалуйста, стакан воды. Сердечный приступ.

Когда девушка прибежала с водой и нитроглицерином, он

уже не дышал.

Хоронили профессора Ровенского торжественно, всей ака-

демией, говорили речи. А перед майскими праздниками ус-

нула и не проснулась тётя Лия.

Маня отправила девочек на лето в Ельню. В опустевшем

доме было слишком тяжко.

290

1925 – 1941 годы

Последним появился Исак с семейством. Шум, гам, нераз-

бериха.

Впрочем, старшие как-то притихли. Меньше шумели и

шутили, чаще собирались по двое, по трое, тихо разговарива-

ли. Время изменило их. Полысел Абрам. После вторых родов

расплылась Циля. Трудно было бы узнать в ней сейчас тонень-

кую, заводную плясунью. Даже Рейзел отяжелела, потеряла

блеск былой красоты. Только Исак остался тощим, очкастым

пацаном, и военная форма не сделала его солиднее.

Кончилась Финская война. Вроде, победили! И с Германией

мир и дружба. Но в воздухе ощущалась какая-то смутная тре-

вога. Не до шуток.

Зато стало слышно внуков. За сараем, под старой рябиной,

мальчики убрали мусор, уложили три брёвнышка, получился

уютный пятачок. Там они толклись, с утра до ночи.