Ей давно хотелось заняться этой рыцарской поэзией. Мало
что мировой литературе может сравниться с культом Прекрас-
ной Дамы, рождённом поэзией труверов.
Рита удивилась её выбору.
— Я пыталась читать, но не смогла. Это совсем другой фран-
цузский. Ты их понимаешь?
— Это ж моя специальность.
Так у Блюмы началась полоса провансальской поэзии.
Любовные канцоны Рембо де Вакейроса, альбы и серенады
торг. Сирвенты
де Борна нравились меньше. Переводы рождались сами, в трам-
вае, на кухне, над корытом с грязным бельём. Оригиналы она
знала наизусть. Она никому не показывала своей работы, боя-
лась. Но однажды, вернувшись домой пораньше, увидела Лёню
с заветной тетрадкой.
— Зачем ты взял это? Ты что нибудь понял? — Лёня сму-
щенно отдал тетрадь.
— А вот и понял. Хорошие стишки.
В конце 1944-го она привезла в Ленинград две тетради пе-
реводов.
Роза
Роза (1901) — сын Давид (1918), его жена
дочь Надежда (1935)—третий муж
По Петропавловску мела февральская метель. Роза шла до-
мой, пряча лицо от колючего снега. Сегодня она возвращалась
рано, восьми ещё не было.
В прихожей ей навстречу бросилась Наденька:
— Мама! Мамочка! Письмо от Додика!
Раздевшись, Рейзел подхватила дочку на руки
Яша
355
марки, лежало на самом видном месте, под лампой. Настя что-
то штопала, сидя на старом диване:
— Дождались, Роза Ароновна. Тридцать шесть дней не было.
Из треугольника выпала мутноватая маленькая фотогра-
фия с уголком. Они долго и внимательно рассматривали лицо
этой незнакомой Дины, вошедшей нынче в их семью.
— Вот и женился наш Додик. — Настя вытерла слезу в угол-
ке глаза. — Сколько красивых девушек было у него! А выбрал
такую. Серьёзная. .
— Ну и что, что некрасивая, — заметила Надя. — Она сим-
патичная.
— Да. Теперь ждите внука, Роза Ароновна.
За ужином Рейзел, как обычно, рассказывала о своих боль-
ничных заботах.
Старый Лю привёз из совхоза полвоза картошки. Осенью
Роза оперировала прободную язву желудка у Володи Кима,
их директора. Вовремя успела: ещё часок, и был бы он на том
свете. Не забыл, время от времени присылает продукты. Этой
картошке сейчас цены нет. Корейцы — замечательные огород-
ники.
Из пересыльной тюрьмы прислали заключенного с семью
ножевыми ранами. Как только довезли! Нож между рёбер,
прошел в сантиметре от сердца, повезло. Пришлось зашивать
пневмоторакс. Рана на предплечье и все руки изрезаны, хва-
тался за нож. Тут-то и была самая тонкая работа — сшить мел-
кую мускулатуру на ладонях, чтоб не остался безруким инва-
лидом.
— Кто ж его так? — спросила дочка. — Разбойники? И как его
зовут?
Роза улыбнулась. «Разбойники» — это из любимых Нади-
ных «Бременских музыкантов».
— Бандиты изрезали. Вступился за старика профессора.
А имя у него необычное. Ромео Амазаспович Аршакуни.
Она никак не думала, что этот бородатый худой больной
станет её мужем.
Дочка запомнила историю и необычное имя. Недели че-
рез две она спросила:
356
1941 – 1945 годы
— Как там твой зарезанный Ромео?
Больной понемногу поправлялся. В палате его все, конечно,
называли Романом. Страшная рана в груди заживала хорошо,
рубцевались порезы на ладонях. Только рана в предплечье,
казавшаяся самой простой, внушала опасения. Она тоже затя-
гивалась, но по многим признакам можно было угадать начи-
нающуюся флегмону. Из пересылки уже справлялись о ране-
ном ЗК, но Роза отказалась его выписать.
Как-то само собой получилось, что при всей своей занятости
она почти каждый день заходила в 23-ю палату, и, присев на
табурет возле постели, слушала его завораживающие истории.
Сорокалетний учитель физики с курчавой, как у древних ас-
сирийских царей, бородой, удивительно рассказывал обо всем
на свете: о полётах в космос, о планетах, звёздах и туманностях,
о древней истории и о нравах пастушеских собак на горных
пастбищах.
Статья у него была обычная: 58-10, «антисоветская агита-
ция».
Роман слышал шаги Розы Ароновны ещё в коридоре. Тороп-
ливо засовывал под подушку очередную книгу, освобождал
табурет от барахла, поправлял одеяло.
Как-то Рейзел спросила, где сейчас его жена и дети. Ромео
помрачнел:
— Детей Бог не дал. А жена уже нашла нового мужа.
Возвращаясь домой, Рейзел вдруг поймала себя:
— Опять о нём думаю. Надо же, влюбилась, старая дура!
Скоро бабкой стану, а ведь влюбилась, как девочка, — поду-
мала она.
Флегмона была отчасти и кстати. Начальник пересылки
капитан Горбушкин был должником Розы. Она дважды де-
лала запрещённый аборт его пассиям. Отказать ей он не мог.
Дождавшись, пока признаки флегмоны стали достаточно убе-