Семья Рутенберг. Семейная хроника

— он так же ловко спустился. — У нас в деревне любой пацан

это умеет.

— Да мне в жизни не забраться. Помоги, Лёха! Отдам всю

махру за месяц.

Марик до армии курил только «Казбек» и с трудом при-

выкал к армейскому горлодёру.

Топоров выпросил у старшины верёвку, навязал петли че-

рез каждый метр, закрепил её на толстом суку, и Марик, ста-

раясь не глядеть вниз (с детства боялся высоты) влез. Возле самой

верхушки на последних надёжных ветках они устроили «гнез-

до». Лёха подобрал где-то широкую доску, прибил её парой

гвоздей. Получился удобный стол для буссоли. Там они и за-

сели. Лёха спал, привалившись к стволу, а Марк старался взять

азимут на каждую вспышку и отмечал на карте. Лейтенант,

увидев эту карту, глазам не поверил:

— Ты, парень, случаем не выдумал? Больно много. Как же

ты это углядел?

Марк рассказал про «гнездо» на сосне. Комроты забрал

карту и пошёл в штаб полка. Вскоре прибежал вестовой, Марка

потребовали к начальству.

Назавтра с утра на сосну полез комполка, лично. Лёха,

отвернувшись, тихонько фыркал в кулак: уж очень смешно

выглядел толстый полковник, с трудом взбиравшийся по ве-

рёвке.

Гнездо понравилось. Полковник приказал сделать лестни-

цу поудобнее, а бойцов Лёху и Марика представить к медали

«За боевые заслуги».

В час «Х», когда началась артподготовка, огонь корректи-

ровали с их сосны.

Впрочем, в это время Марик с Лёхой нюхали грязный снег

в воронке от снаряда и Лёха надрывно орал в трубку «Чет-

вёртый! Мать твою растак и разэтак! Четвёртый!». На обрыве

388

1941 – 1945 годы

проявились два ранее молчавших дзота, пулемёты не давали

голову поднять.

Наступление шло туго. К вечеру прошли только вторую

линию немецких окопов.

Вскоре их полк перебросили севернее, в Третью Ударную

армию. 12 января они прорвали фронт и двинулись к стан-

ции Насва. Вначале наступление шло удачно, но потом немцы

подбросили резервы, и стало трудно. Впрочем, главная цель —

связать резервы противника и обеспечить успех удара под

Ленинградом, была достигнута.

А Марк Рутенберг с Лёхой Топоровым ползали под пулями,

прятались в канавах и воронках и старались засечь вспышки

немецких батарей. На небольшой высотке за гранитным ва-

луном они выкопали в снегу окоп, и, пока пехота перебегала

прижимаясь к разрывам огневого вала, заметили и нанесли

на карту две батареи.

«Удачное место, — подумал Марик. — Пулемёты нас здесь

не достанут».

Он переполз на левую сторону валуна, приладил буссоль.

Точно, слева, за деревней мелькнул огонь. «Дивизионная артил-

лерия, — определил он по звуку выстрела. — Давай, милая,

вдарь ещё разок. Тут то я тебя и поймаю».

Но вдруг впереди, близко, вспыхнул яркий огонь, в голове

что то взорвалось. Марк отключился. Очнулся он от ощущения

сырости и холода на лице. Глаза не открывались.

— Слышь, паря, ты живой? Очнись, паря, — услышал он

испуганный голос Лёхи. Опять что-то холодное и мокрое по-

текло по лицу и за шиворот. Наконец, он с трудом продрал

глаза. Лицо было залито кровью и талым снегом.

— Слава те, Господи! Жив! — обрадовался Лёха. — Ну, ней-

наче ты в рубашке родился. Кабы не эта поганая железка, был

бы покойник. Гля, Марик! — Он показал буссоль с торчащим

в ней синеватым осколком снаряда. — Лоб у тебя крепкий,

да подшлёмник смягчил удар. Ползти-то сможешь? Руки-ноги

двигаются? Пора отсюда уматывать, пока живы.

Руки-ноги двигались, правда, с трудом. Лёха подсунул шею

под правую руку Марика:

Яша

389

— Держись крепче, вывезу, — глубоко вкапываясь в снег,

он тащил друга за гребень высотки в безопасное место. Марк

упирался ногами, старался помочь.

— Вроде как вылезли, — вздохнул Лёха. Пыхтя и помогая

себе языком, перебинтовал голову друга индивидуальным

пакетом и пополз назад к валуну. Вернулся довольно скоро,

притащил винтовки, телефонный аппарат и разбитую буссоль.

— Нафига ты тащил это ломаное дерьмо? — удивился

Марик.

— Казенное имущество. Бросишь, а тебя в трибунал, — отве-

тил Лёха серьёзно. — Кормить вшей в лагере захотел? На

фронте всё получше.

Марка удивила необычная разговорчивость Топорова. Два

месяца они неразлучны. Вместе спали, вместе ели, прятались

от обстрела. Лёха матерился либо молчал. И вдруг его как

прорвало. Он достал из противогазной сумки хлеб и банку

«второго фронта» — американской тушенки. Вскрыл банку

финским ножом.

— Хорошо в наступлении, даже консервы дают. Я в армии

первый раз ем досыта.

В 1931-м семью Лёхи раскулачили. Из тёплых степей под

Мариуполем вывезли в Вятскую губернию. Мужиков отде-

лили сразу и отправили на лесоповал. А баб с детьми и стари-

ков высадили в тайге: живите как знаете. Лехе тогда семь лет

было, а старшему брату, Ване, — четырнадцать.

В соседнем селе за двадцать вёрст выпросили пилы, топоры,

вырыли землянки. На севере народ добрый. Сами живут впро-

голодь, а поделились чем могли, утварь дали кое-какую, грибы

съедобные показали. За первую зиму половина раскулаченных