Семья Тибо.Том 1

Через несколько минут опухоль была вскрыта.

— Потерпи ещё немножко… Вот так… Ещё минуту… Готово! — сказал наконец Антуан, отступая на шаг.

Но малыш, внезапно побледнев, в полуобморочном состоянии упал на вытянутые руки брата.

— Леон! — весело крикнул Антуан. — Дайте-ка этим молодцам каплю коньяку! — Он опустил два куска сахару в рюмку. — Погрызи. И ты тоже. — Он склонился к оперированному. — Не крепко?

— Вкусно.

— Дай руку. Да не бойся, я же сказал, что всё кончено. Промыть и перевязать — это совсем не больно.

Телефонный звонок. Голос Леона в передней.

— Нет, сударыня, доктор занят… В другой раз, сегодня у доктора приёмный день. Нет, до обеда невозможно. Хорошо, сударыня, к вашим услугам.

— Тампон, на всякий случай, — пробормотал Антуан, склонившись над нарывом. — Отлично. И бинт потуже, это не помешает… Теперь слушай ты, старший: отведи брата домой, и пусть его уложат в постель, чтобы он не шевелил рукой. С кем вы живёте? Кто-нибудь ведь присматривает за малышом?

— Я сам.

Взгляд у него был прямой, пылающий отвагой, лицо дышало достоинством. Улыбаться было нечего. Антуан взглянул на часы и ещё раз запрятал поглубже своё любопытство.

— Улица Вернейль, дом номер?..

— Тридцать семь-бис.

— Робер… а дальше?

— Робер Боннар.

Антуан записал адрес, затем поднял глаза. Мальчуганы стояли, пристально глядя на него ясным взором. Никаких признаков благодарности, но зато выражение полного доверия, абсолютной уверенности, что теперь всё благополучно.

— Ну, ребята, идите, я тороплюсь… Между шестью и восемью я заеду на улицу Вернейль переменить тампон. Поняли?

— Да, сударь, — сказал старший, считая это, по-видимому, вполне естественным. — На самом верхнем этаже, номер три, прямо против лестницы.

Как только мальчики ушли, Антуан позвал Леона:

— Ну, теперь можно подавать завтрак!

Затем подошёл к телефону.

— Алло! Елисейские, ноль один — тридцать два.

В передней на столе рядом с аппаратом лежала книга записей, раскрытая на соответствующей странице. Не отходя от трубки, Антуан наклонился и прочёл:

— «1913. Понедельник, 13 октября. 14 ч. 30. Г‑жа де Батенкур». Опоздаю, — подождёт. «15 ч. 30. Рюмель», — так… «Лоутен», — хорошо… «Г‑жа Эрнст», — не знаю, кто такая… «Вьянцопи… де Фейель…» Так…

— Алло… Ноль один — тридцать два? Профессор Филип вернулся? У телефона доктор Тибо… (Пауза.) Алло!.. Здравствуйте, Патрон… Я мешаю вам завтракать… Это насчёт консультации. Срочно. Очень… Ребёнок Эке… Да, Эке, хирурга… Очень серьёзно. Увы, никакой надежды, запущенное воспаление уха, разные осложнения, я вам объясню, это ужасно… Да нет же, Патрон, он во что бы то ни стало просил именно вас. Нельзя же отказать в этом Эке… Разумеется, как можно скорее, сейчас же… Я тоже, из-за сегодняшнего приёма, — ведь сегодня понедельник… Итак, решено; я заеду за вами без четверти два… Благодарю вас, Патрон.

Он повесил трубку, ещё раз пробежал глазами листок с записью и испустил положенный вздох усталости, которому явно противоречило удовлетворённое выражение лица.

Подошёл Леон. На его гладкой физиономии играла глуповатая улыбка.

— А знаете, сударь, кошка-то окотилась.

— Да ну?

Антуан весело прошёл на кухню. Кошка лежала на боку в корзинке, наполненной тряпьём, где копошились маленькие клубочки лоснящейся шерсти, и лизала и перелизывала их шершавым языком.

— Сколько их?

— Семь. Моя невестка просила оставить ей одного.

Леон приходился братом привратнику. Он служил у Антуана уже больше двух лет и исполнял свои обязанности с ритуальным рвением. Это был молчаливый парень неопределённого возраста, с каким-то сероватым лицом; светлые редкие и пушистые волосы причудливо венчали его удлинённый череп; чересчур длинный свисающий нос и чаще всего полузакрытые веки придавали ему какой-то дурашливый вид, который ещё резче подчёркивался улыбкой. Но эта простоватость была лишь удобной, если не нарочитой маской, за которой скрывался ясный ум, полный здравого скептицизма и даже своеобразного юмора.

— А остальные? — спросил Антуан. — Вы их утопите?

— А как же иначе? — невозмутимо ответил Леон. — Разве вам желательно их оставить?

Антуан улыбнулся, повернулся на каблуках и быстрыми шагами направился в бывшую комнату Жака, служившую ему теперь столовой.

Всё уже было на столе: яичница, телятина со шпинатом, фрукты. Антуан терпеть не мог ждать, пока подадут следующее блюдо. Яичница вкусно пахла горячим маслом и сковородкой. Короткая передышка на четверть часа, разделяющая утро, проведённое в больнице, и день, посвящённый визитам.

— Сверху ничего не передавали?

— Нет, сударь.

— Госпожа Франклен не звонила?

— Звонила, сударь. Она записалась на пятницу.

Телефонный звонок. Голос Леона:

— Нет, сударыня, в семнадцать тридцать уже занято… В восемнадцать тоже… К вашим услугам.

— Кто это?

— Госпожа Стокней. — Он позволил себе слегка пожать плечами. — Для мальчика одной своей подруги. Она напишет.